Лион Измайлов - Курам на смех

И вот они едут по Рублёвке, и их останавливает гаишник.

Задорнов подумал: «Вот тут-то я и покажу Аксёнову, какой я здесь, в России, известный».

Ведь когда Аксёнов уезжал, про Задорнова никто не знал. А уже в 1990 году он собирал дворцы спорта.

Подходит гаишник, называет себя.

Задорнов высовывает из окна лицо.

Гаишник требует документы.

Задорнов ещё сильнее высовывает из окна лицо.

Гаишник говорит:

– Что вы лицо высовываете, я вас сразу узнал. Я вас терпеть не могу.

Рассказал это мне, естественно, сам Задорнов.

Куплетист, лауреат Сталинской премии И.С. Набатов очень смешно пародировал пьяных.

Однажды, на гастролях в Германии по войскам, группу артистов принимал генералитет. Выпили уже как следует, и кто-то сказал:

– А вот Илья Семёнович у нас здорово изображает пьяных. Илья Семёнович, спойте, пожалуйста, «Шумел камыш».

Все офицеры закричали:

– Просим! Просим!

Набатов встал из-за стола и, изображая пьяного вусмерть человека, запел «Шумел камыш».

И весь генералитет подхватил:

– Деревья гнулись!

Лев Борисович Миров, народный артист, рассказывал мне, как они с партнером Е. Дарским выступали на банкете перед Сталиным.

Когда они закончили номер, Сталин позвал Мирова к своему столу. Миров подошёл. Сталин его поблагодарил, вместе с ним выпил и сказал:

– Садитесь, Лев Борисович. – Миров огляделся, сесть было некуда. – Что же вы не садитесь, Лев Борисович?

– Так ведь некуда, Иосиф Виссарионович.

– Как некуда? – удивился Сталин. – А вот Вячеслав Михайлович подвинется, и вы к нему сядете. В тесноте, да не в обиде. Верно, Вячеслав Михайлович?

Молотов подвинулся на стуле, а Лев Борисович стоял и думал, что делать. Не сесть – нельзя. Сесть – тоже опасно. Молотов – второй человек в стране.

– Садитесь, Лев Борисович, не стесняйтесь, в ногах правды нет, – повторил Сталин, и Миров присел на краешек стула.

Так они и сидели вдвоём с Молотовым, пока Сталин не отпустил Мирова, ещё раз поблагодарив его за выступление.

Вот так он, отец народов, развлекался.

В Юрмале мне рассказали одну байку.

В автобусе было много народу. Две женщины громко разговаривали. Одна говорила так громко, что слышал весь автобус:

– Ой, я вчера голову помыла, волосы торчат в разные стороны. Ой, пора выходить, – и пошла по проходу вперёд.

А впереди мужчина высокого роста выставил ноги в проход.

Женщина говорит:

– Мужчина, что вы ноги в проход выставили?

Он отвечает:

– Да нет, это я помыл их вчера, торчат теперь в разные стороны.

– Софочка, представляешь, я прихожу домой, вхожу в спальню, а там мой муж кувыркается с соседкой. Я тихонько вышла на кухню, взяла сковородку, нагрела её… Ой, извини, мне выходить. В шесть часов буду ехать с работы, позвоню и дорасскажу.

Одесская байка.

В автобусе довольно много народу. Одна женщина говорит по телефону, и все слушают:

Шесть часов вечера. В автобусе те же люди. В последнюю секунду в автобус впрыгивает мужчина и говорит:

– Ну что, все в сборе? Что ты сидишь, давай звони Софочке.

Экскурсовод рассказывает: «Вон там, видите, был когда-то Моссельпром, а наверху у Маяковского была комната. Он только в ней мог как следует работать. Он даже стихи об этом написал: «Нигде кроме, как в Моссельпроме».

Едем в автобусе из аэропорта в Бодрум. Гид рассказывает о Турции и вдруг спрашивает:

– А вы знаете, кто были первые туристы в Анталье?

Кто-то из пассажиров:

– Неужели мы?

В Запорожье. В автобусе, полном пассажиров, едут отец с сыном. Сын очистил апельсин и спрашивает: «Пап, а шкурки выбросить или ты их опять в самогон класть будешь?»

Майор всё время говорил «Хвакты», его поправляют: «Не „хвакты”, „факты”». Он исправляется и говорит: «Фатает».

У них в армии был майор, который говорил: «Вот вы здесь сидите, а в Америке сейчас Кукрыниксы негров вешают».

Один мужик сказал мне: «Вот, завёл скотину – кота».

В городе Саки висел плакат, на котором нарисован мальчик с аккордеоном и под ним стихи:

Перевязанная девица, нога и рука в гипсе и стихи: