Лион Измайлов - Курам на смех

Утром глянул на себя в зеркало – вылитый кролик. От лица остались одни уши морковного цвета. Позвонил Володьке, говорю:

– Пора это дело кончать, так похудел, что утром себя в постели найти не могу.

Володька говорит:

– Правильно, бросай своё сыроедение. Переходи на полное голодание. Это единственное, что тебя может спасти.

Стал голодать. Первые пять дней было тяжело. Сам слышал, как жена подруге говорила: «Ой, Мань, боюсь я за него. Ой, боюсь! Съест он меня, сыроед проклятый!» Но где-то день на седьмой в голове такая ясность, такая отчётливость появилась! То есть ясно и отчётливо вижу, что жить мне осталось дня два. «Всё, – думаю, – пора это дело кончать».

Из больницы вышел, Володька говорит:

– От чего теперь будем лечиться?

Я говорю:

– Я буду лечиться от глупости, а ты – от сотрясения мозга.

Он говорит:

– Так у меня никакого сотрясения нет.

Я говорю:

– Не волнуйся, сейчас будет!

Вот уже лет тридцать, как я собираю разные байки. Байка – это короткая смешная история, не выдуманная, а случившаяся на самом деле. Иногда в жизни такое происходит, иногда человек невзначай такое вдруг скажет, что ни одному сатирику и в голову не придёт! Многие байки становятся анекдотами, а это уже высшая степень народного юмора.

В конце 50-х годов в Театре им. Маяковского Охлопков поставил «Гамлета».

Это было большое событие. Собрался весь цвет общества. Среди прочих пришёл на спектакль оператор Кричевский с женой. На жене была шикарная норковая шуба. В то время это было редкостью. Все вокруг обсуждали эту шубу.

Шубу сдали в гардероб и пошли в зал. Всё первое действие думали не о постановке, а о шубе.

В антракте побежали проверять, на месте ли шуба. Шубы не было. Украли. Вызвали милицию. Составили протокол. У оператора и жены – бессонная ночь.

Рано утром звонит телефон. Оператор снимает трубку. Голос Сергея Владимировича Михалкова, заикаясь: «Ну, т-теперь ты п-понял, что „Гамлет” – это т-трагедия?»

Один артист поехал в Японию на гастроли. И поскольку он был лысым, он пошёл в клинику и сделал себе операцию по пересадке волос.

У нас такого в то время ещё не было. Потратил на это весь свой гонорар. Вернулся домой с шикарной шевелюрой.

На радостях напился и попал в вытрезвитель, где его остригли наголо.

Один конферансье должен был объявить: «Дуэт пианистов. Михаил и Адольф Готлибы».

Он вышел на сцену и объявил: «Михаил и Адольф Гитлеры!»

Один человек из провинции приехал в Москву и пошёл в Большой театр на балет «Пламя Парижа».

Он сидел рядом с Немировичем-Данченко, не зная его.

Где-то через полчаса после начала спектакля приезжий спросил соседа:

– А когда будут петь?

Немирович-Данченко объяснил, что в балете не поют.

И вдруг со сцены запели «Марсельезу». «Пламя Парижа» – единственный балет, где поют. Приезжий сказал Немировичу:

– Старик, видать, ты тоже в театре в первый раз.

Когда-то, году в 1980-м, мы втроём – Арканов, Иванов и я – выступали в Юрмале. Жили в гостинице «Юрмала». Там же был и ресторан. Нам надо было поесть и ехать на концерт.

В ресторане было полно народу, и старшие товарищи послали меня договариваться с метрдотелем.

Я нашёл его и сказал, что нас трое. Назвал известных писателей и попросил обслужить нас без очереди.

Известно, что популярный певец Ободзинский поддавал.

Однажды он приехал на концерт сильно подшофе. Конферансье Милявский решил спасти концерт. Он сказал:

– Валера, ты стой за кулисами посередине сцены, я тебя объявлю, подойду к тебе, подтолкну, и ты по прямой дойдёшь до микрофона, и пой.

Так и сделали.

Милявский подтолкнул Ободзинского, тот пошёл к микрофону, но прошёл мимо него и упал в оркестровую яму.

Милявский вышел к микрофону и сказал:

– Ну, вот, собственно, и всё.

Метрдотель-латыш внимательно меня выслушал и сказал: «Это хорошо, что вы – известные писатели, но о том, что вы известные, пока что знаете только вы и теперь ещё я».

Но всё-таки нас покормили без очереди.

В Театре им. Вахтангова Р. Виктюк поставил «Анну Каренину».

Какой-то остряк после спектакля сказал: «Никогда в жизни я так долго не ждал поезда».

И. Сталин как-то спросил у актрисы Тамары Макаровой, мужем которой был Сергей Герасимов:

– Муж не обижает?

– Нет, товарищ Сталин.

– Смотрите, а то мы его повесим.