Иль Канесс - Оформитель слов

Работница музея отправила мое стихотворение в местную газету и его напечатали!

Это было восхитительное чувство! Я бегал с заветным номером газеты по всему селу и каждой задрипанной лошади тыкал в рыло: видела, да?! Че ржешь, напечатали же!

А потом на почту пришел гонорар. Я вообще тогда всех заебал. Хвастался и возомнил себя ПОЭТОМ. Начал хуячить стихи ночами и днями напролет, чтобы срубить еще кучу денег. Но печатали тогда редко, примерно раз в полгода и я понял, что стихами денег не заработать. Поэтому начал собирать металлолом на свалке сельхозтехники.

Гонорар за стих был ровно 17 рублей. На эти деньги я себе немедленно купил в райцентре две пачки нормального курева с фильтром и, когда ходил вечерами на секцию по баскетболу, неистово курил их в школьном туалете вместе со всей командой.

Вообще, надо сказать, я какое-то время искренне мнил себя очень способным поэтом. Поэтому требовал к себе особенного внимания, как к личности незаурядной и особенной. Считал, что чувствую этот мир лучше многих, тоньше, явственнее, прям по-настоящему. Я был убежден, что способность рифмовать дана свыше. Осознание того, что ты ПОЭТ, как мне тогда казалось, резонно позволяет чувствовать себя лучше других и выделяет из толпы. Когда все вокруг тупые долбоящеры, не поют, книжки не читают и на бумаге двух слов связать не могут, тот факт, что ты поэт, дает неоспоримое преимущество.

Ну то есть, ты как бы заваливаешься на сельскую тусовку в костюме гусара и говоришь, поглаживая кончик усов в районе плеча:

«Доброго вечера, господа и дамы! Я – поэт!»

Барышни, стало быть, легким движением расстегивают верхние пуговки на вечерних платьях и, как каравеллы, взволнованно подплывают к тебе. Хватают за всякое и шепчут:

«Ах, сударь, мне, право, неудобно, но шампанское ударило в голову. Не закажете ли карету, а в своем особняке не почитаете ли мне свои блестящие стихи?..».

А порядочные джентльмены решительно спешат угостить тебя дорогой сигарой и виски, да перекинуться парой словечек о нигилизме и крепостном праве.

Но все в этом мире, разумеется, не так. На дворе конец 90-х, все ходят в трениках и курят за гаражами. Даже если ты пишешь стихи, то тебя все равно отпиздят в самом начале дискотеки.

Но поэт растет и развивается. Душа требует изливать слова на бумагу и издаваться миллионными тиражами. Со временем появляется интернет и всякие сайты, где твои гениальные стихи наконец-то будут читать ВСЕ.

Но оказывается, на сайтах этих сидят исключительно сами поэты, которые только и делают, что свои стихи загружают, а чужие стихи не комментируют – они им в общем-то, совершенно не интересны. Хуйня, потому что графоманская.

Вскоре я понял, что современные «поэты», на всех этих сайтах литературных – самоизверженцы. Своими стихами они ничего полезного для общества сделать не могут. Только говорят, что талантливые и творческие, но это пиздежь. Это ранимые, вредные и коварные личности. Очень сильно при этом бесполезные для общества и прогресса. Потому что ноют, от того, что их не ценят.

Уже много лет спустя работая в книжном магазине, я понял, что поэтическая натура, в лучшем случае, издаст книгу со своими стихами нахуй никому не нужными за СВОЙ счет и ЛИЧНО отнесет в магазин на полку. Потом будет туда невзначай заходить, облачившись в пальто, шляпу и усы, и спрашивать между делом:

– А скажите: у вас есть книги с ГЕНИАЛЬНЫМИ стихами?

Такому поэту дадут в дрожащие от предвкушения авторского триумфа руки томик Пушкина.

– Александр Сергеич… м-м, – скажет поэт кисло. – А что-нибудь без трагических метаний у Черной речки? Более актуальное?..

Дадут Бродского.

– А что-нибудь за пределами комнаты? Эроса? Вируса?

Дадут пизды и выгонят нахуй из магазина.

Книги таких самодеятельных поэтов не нужны никому, кроме самих поэтов. Даже родственникам. Те вообще редко понимают душевные переживания сородичей.

Я так однажды спалил все свои сочинения на дороге перед домом. Просто бросал в костер и вытирая слезы, говорил:

– Я – бездарность!

А началось все с того, что десять минут назад я сидел в своей комнате и сочинял новый жалостливый стих для газеты. Задумчиво так, никого не трогая, как вдруг в комнату ворвалась младшая сестра и, размахивая уставшей от жизни куклой Лапшой, сказала:

– Дейзик погрыз Лапшу! Это все потому, что ты не посадил его обратно на цепь, после прогулки! Это ты виноват! Ты!!!

Наш пес Дейзик, несмотря на большую усадьбу, никогда не гадил на ее территории. Для этой цели его отпускали с цепи побегать за калитку, и он за десять минут успевал обоссать всю округу, чуть ли не до самого Панамского канала. Потом возвращался и спокойно совал голову в ошейник. А тут меня ударило вдохновение, и я забыл определить его на привязь.