Вадим Сухачевский - Злой октябрь

Причину его вопля я понял только когда успел все-таки приоткрыть окно. Приоткрыл – и тотчас захлопнул с омерзением, ибо со двора сразу ворвался запах давно не убранной помойки, в сравнении с которым запах перегара был сущей малостью, которую можно и не замечать.

– Что ж в вашем дворе помойки вовсе не убирают? – спросил я..

– Не в одном только нашем, тут по всей округе.

– А дворники-то вообще имеются?.

– Какой там! Теперь у нас вместо дворницкой – Совет. В Совете, правда, те же самые дворники, но теперь они не убирают, а заседают. Теперь у них бывший старший дворник Макеич – председателем этого Совета. А убирать теперь «буржуáзия» сама должна. Да я бы уж и сам убрал, а то никакой мочи нет; так ведь не знаю, куда вывозить. Этим вопросом другой Совет ведает.

– А вы жаловаться не пробовали?.

– Жаловаться?! – он сардонически расхохотался. – Кому?! Нет, право, неужели вы еще не поняли, что тут у нас творится?

– Где дворницкая? – не желая вдаваться в споры, спросил я.

– Пойти хотите? – усмехнулся Лежебоко. – Не советую. Да и нет никакой дворницкой. А Совет – он вон там, во флигеле камергера Осипова заседает. Хотите счастья попытать? Извольте. Заодно поймете кое-что. – И уже в спину мне прокричал: – Только, ради Бога, ради Бога, поаккуратнее с ними там!

До камергерского флигеля, увенчанного плакатом «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!», я не дошел, а домчался, зажав нос, и прямо в вестибюле застал сцену, поразившую меня даже после всего, что я уже видел здесь, в революционном городе. Некий субъект с красным бантом в петлице, стоя ко мне лицом, беззастенчиво мочился в старинную китайскую вазу. Кое-что я понимаю в искусстве и могу утверждать, что эта ваза относилась к седьмому или восьмому веку, то есть была по сути бесценной.

От вазы он отошел не оттого, что застыдился меня, а оттого, что иссяк. Не потрудившись отвернуться, застегнул штаны и спросил довольно сурово:

– Вам чего, гражданин?

Я в свою очередь спросил:

– А зачем вы, гражданин, позвольте полюбопытствовать, в вазу нужду справляете?

– А тебе что за дело?

– Да клозет же вон. А ваза эта ценная, ей больше тысячи лет.

– Ну и чё? Буржуáзия в нее тыщу лет с… ала и с… ала, вот и мы, пролетарии, тыщу лет и с… ать, и с… ать в нее будем. И вообще, ты, гражданин, к кому?

– К председателю.

– Так это тебе во второй етаж, а тут – неча…

На втором этаже я открыл дверь с приклеенной бумажкой, на которой значилось: « Придсидатель Совета».

«Придсидатель» пил чай с сахаром вприкуску, куски от сахарной головы он откалывал рукояткой маузера. На меня он взглянул как на пустое место, и невозмутимо продолжил свое занятие. Несмотря на грозный маузер в его руке и на пурпурный бант в петлице, по висевшему на стуле белому фартуку с бляхой я понял, что это и есть тот самый старший дворник Макеич.

– Что ж это вы развели вонищу? – начал я прямо с порога. – Неужели самому-то не гадостно?

Теперь он оглядел меня более внимательно. Некоторое время пытался понять, что я за птица, но, не придя, видимо, ни к какому выводу, разъяснил вполне вежливо то, что я уже слышал от Лежебоки: мол, пущай буржуáзия сама убирает, коль такая чувствительная, а они, пролетарии, привычные и уж как-нибудь переживут. Это, де, при Николашке Кровавом пролетарий горбатился; нонче же – не те времена.

– Мне что же, прямо в Петросовет звонить? – не вытерпел я.

«Придсидатель» ухмыльнулся:

– Звони, звони, гражданин, коли такой борзый. Вон и аппаратик тебе. – Он кивнул на телефонный аппарат, стоявший у него на столе рядом с сахарной головой. – Только подожди малость, когда заработает.

Тут я увидел, что аппарат – это просто украшение стола, от него не тянулись никакие провода, так что ждать мне пришлось бы до второго пришествия.

Он произнес еще какую-то маловразумительную тираду насчет буржуáзии, пролетариев и Николашки Кровавого, только-то при котором оная буржуáзия имела право на свежий воздух. Никаких ответных аргументов, чтобы пробиться сквозь его революционную демагогию, я не имел, кроме самого последнего. Я достал из кармана золотой полуимпериал 14 14 Золотая монета царской чеканки достоинством в 7 ½ руб. ………………………………………………………………………………………………………………………………. с изображением того же ненавистного революционному «придсидателю» Николашки Кровавого и несколько раз подкинул монету на ладони.

При первом подбрасывании «придсидатель» привстал и неуверенно почесал загривок.