Наталья Тимофеева: Простые числа времён. Стихи, пародии

Созвучно тишине на землю сыпал снег,
Он проникал везде, слегка солоноватый,
Облепливал дома, сады и пойму рек,
Ложась на берега пушистой белой ватой.
И вместе с тишиной он царствовал во мне,
Завесой белизны выравнивая чувства…
А где-то в вышине, в таинственном вовне
Смыкались облака, крахмаленны до хруста.
Они гасили свет непрожитого дня,
Пластали верх и низ в белёсой мешанине…
И лишь шиповник, ал, как брызгами огня,
Смотрел сквозь белый снег созвездьями живыми.
Бунтарь и сумасброд, колючий, словно ёж,
Он противостоял февральскому наскоку
И кровью побеждал химеры сонной ложь,
Бредя навстречь ветрам и снежному потоку.
Он будто говорил: «Не верь ни тишине,
Ни мертвенным шагам земного хлада!
Мы выживем с тобой и станем по весне
Встречать вишнёвый рой цветенья сада.
И будут лепестки кружиться, будто снег,
И бабочки проснутся из неволи….
Мы победили смерть, – пусть наш недолог век, —
Мы вырвались из сумрачной юдоли!»

А голый король, приодевшись, стал попросту душка,
И с ним королева – затейница и хохотушка…

Ах, как им живётся на облаке, облаке белом,
Ведь столько забот, но мало королевское тело!

А сколько гигантских задумок, а сколько пробелов,
Но жизнь коротка, как рубашка, вот в том-то и дело.

Стихии подвластны не все королевской особе,
Ей не доводилось в рабочей выхаживать робе.

Зато в полководцы король заступил от рожденья,
На это ему ни ума не занять, ни уменья.

Он сабелькой машет, хоть в голом, хоть в нынешнем виде,
В могилах лежат все, кто был на особу в обиде.

Пусть стонут от счастья величие видеть народы,
В коронах прекрасны безмерно любые уроды.

Хоть волком вой, скучаю. Ты не слышишь.
У нас то дождь, то дикие ветра.
Течёт тоска слезами с красной крыши
Под гул печи, растопленной с утра.
Вчера луна сквозь облако глядела
Безумным оком, плавая в пыли
Далёких звёзд, ночная птица пела
Над чёрным солнцем, умершим вдали.
И я умру. Сегодня или завтра
Последний вздох мой примет тишина.
Как хочется, чтоб в синем небе марта
Была мне птица вечности слышна!
*
Предательство, измена и подлоги, —
Как, беззаконный, новый страшен век!
У лжи вселенской стали долги ноги,
И бесхребетен – смертный человек.
Молчанием предать возможно тоже,
А нормой стала преданность врагам.
От истины давно воротим рожи,
Покорно ходим в осквернённый храм.
Волхвует идол в царском облаченье,
Гремит словами, путая сердца,
Низвергнув их на вечное мученье,
На гнев великий нашего Отца.
*
Из средоточий есть одно – святое.
Забыли люди, Кем сотворены.
Души расположение благое
Не слышно тем, кто мыслить не вольны.
Им жвачку мира в головы влагают,
На внешнее настраивают ум,
И души постепенно умирают,
Улавливая только внешний шум.
Экуменизма расцветать заразе
В реторте, заменяющей потир,
И содомиту в набожном экстазе
Благословлять безвольный падший мир?
*
Мы предаём духовное начало,
Так заточенью предан Патриарх,
Ведь стадо ничего не промычало, —
Из праха вышло и отыдет в прах.
Мы веселимся, празднуем, хохочем,
Нам до молитвы ль дело, – вот беда!
Но видят всё земное Божьи очи,
Чтобы не дать нам кануть навсегда.
Они глядят задумчиво и строго,
И ждут от нас смиренья и борьбы.
Мы предаём своим молчаньем Бога
Во обретенье адовой судьбы…
*
Хоть волком вой, скучаю. Ты не слышишь.
У нас то дождь, то дикие ветра.
Течёт тоска слезами с красной крыши
Под гул печи, растопленной с утра.
Вчера луна сквозь облако глядела
Безумным оком, плавая в пыли
Далёких звёзд, ночная птица пела
Над чёрным солнцем, умершим вдали.
И я умру. Сегодня или завтра
Последний вздох мой примет тишина.
Как хочется, чтоб в синем небе марта
Мне стала птица вечности слышна!

Всех скорбящих благая весть
И нечаянной вести радость —
Медных грошиков звон и есть
Недоступная миру малость.
В этой малости смысла суть,
Богородичный светлый лучик.
Он один освещает путь,
Сотни солнц и теплей, и лучше.
Я молилась Тебе во сне,
Всеблагая Царице-дево.
Помню, плакать хотелось мне,
Убоявшися Божья гнева,
Но вступилася за меня
Ты, что всех и добрей, и краше,
Всем – невидимая родня
И заступница-милость павшим…
Сыпал грошики, будто смех,
Ангел Божий, и крыл белее
За окном моим падал снег,
Всё настойчивей, всё смелее.
Заметало мой старый дом,
Укрывало покровом снежным…
Молчаливым своим судом,
Взором Матери скорбно-нежным
Обволакивала меня
До последних глубин сознанья
Благодетельница моя,
Повелительница дыханья…
Плыл, качаясь, как на волне,
Сон в неведомой правды дали,
Божья Матерь, приснившись мне,
Утолила мои печали.