shybyntay - Вырубаемое. 90+

К окну водителя подошел инопланетянин, туша которого была усеяна сверкающими полосками.

– Млагодарим вас, мратишка, что вернули галактических аферюг, – промычал он. – Какое вознаграждение мудет вам приятно?

– Две штуки с носа мудет, командир… – сказал Игнат Паганельулы, – Минус штуку за разворот на сплошной. Есьже. Но плюс одну за молчание!

Высадив покорно обмякших при виде власти пассажиров, Котенбасов сделал еще один разворот на сплошной и помчался обратно в Жаксыбись. Бензина уже не хватало ни туда, ни сюда, но он об этом не думал. Почему? Да просто потому, что дурак, вдруг понявший, что он – дурак, моментально попадает в перпендикулярную вселенную. То есть к нам. А у нас о такой милимерде не думают. Есьже.

В общем, пробил я кредит и открыл кафешку. Пусть небольшую, но уютную, недорогую, в людном месте – около рынка. Однако Фортуна, как известно, баба скучная и перед свой не сразу и не всем показывает. Особенно мне. Потому что нет посетителей, и все тут! За целый день человек пять, не больше. Пища пропадает, деньги тают – короче, пролетаю. Слышно даже, как муха случайная летает. И официантка Гуля, позевывая, салфеткой ее по столикам гоняет…

И как-то догонялась: «бзинь!» – вилку на пол смахнула. «Женщина придет», – неприязненно сообщила она. Как все нормальные женщины, женщин она не любила. А по мне хоть ведьма на метле, лишь бы аппетит был, как у коровы. Хотел я Гуле сказать пару ласковых насчет роняния приборов на пол, как в кафе зашла худенькая девушка. «Какие у вас есть салаты?» – сев за столик, скромно поинтересовалась она. И вскоре умяла полную порцию борща, бифштекс с гарниром, салат оливье и два пирожка с чаем. Глядя сбоку на ее мерно работающие челюсти, я погрузился в какой-то транс. Какая-то идея жевалась вместе с этим «оливье» и проталкивалась мне в голову пирожком с капустой. И тут где-то снова бзыкнула муха-сволочь. И ответ был найден, вернее, подсказан этим врагом пищевых заведений!

Едва посетительница вышла, как я подкараулил Гулю, несшую на мойку грязную посуду, и… поставил ей подножку. Она с воплем грохнулась на пол! Пусть простят меня поэты, воспевающие слабый пол, но когда ежесуточный расход превышает приход, а величина спроса обратно пропорциональна предложению, что при калькуляции дает прогрессирующую процентовку дебиторской задолженности, о какой, блин, этике может идти речь?

Повар-посудомойщица Аня вылетела на шум, и вдвоем мы помогли Гуле встать и собрать посуду. На счастье ничего из фарфора не разбилось. А что коленку официантка расшибла, это ерунда. Зато в зале – это было слышно – появились клиенты. Не глядя туда, я уже знал, что их должно быть непременно трое: – нож – мужик, вилка – баба и ложка… А кто же ложка?

Ложкой оказалась старушка, севшая за угловой столик. Мужик – точно, мужик! – сразу же заказал себе водки, а своей бабе пива. И очень плотный обед. Бабулька же чавкала блинчики – и на том спасибо.

Когда они ушли, я созвал свой персонал. Все мужицкие чаевые щедро оставил прихрамывающей Гуле, угостил Аню сигаретой и, попросив внимания, взял с кухонного стола топорик для рубки мяса. Обе женщины сильно побледнели. «Я же нечаянно», – пролепетала Гуля. «Вот именно, нечаянно. Вот так, да? – сказал я и, резко замахнувшись, ударил по рубочной доске. Нарочно неправильно ударил: топорик соскользнул с жирной поверхности и отлетел к Аниным ногам. Переждав железный звон и полуобморочный визг, скомандовал: «А теперь все в зал!». Мы встали втроем у стойки – я впереди, две трясущиеся женщины за мной. Я ждал. Тихо жужжала муха…

И открылась дверь! И вошел Он! И сел за стол! Крутой мэн с крутым мобильником и электронным ключиком от джипа. Недоуменно взглянул на нас и потребовал: «Чиво-нибудь рибного и бутилку минералки». Я отвел своих на кухню и показал им на валяющийся топорик. И до них дошло!

Пока Аня тайно бегала в соседний ресторанчик за готовой рыбой, Гуля – молодец, схватила на лету! – умудрилась «нечаянно» зацепить локтем сушилку для ложек-вилок. Тарарам, конечно, был еще тот, но народ пошел! Пошел народ!

К вечеру зал был полон. Базарными торгашами и покупателями, стояночниками и гаишниками, студентами и работягами, менеджерами и бизнесменами, кришнаитами и бродягами, уличными художниками и артистами, проститутками и журналистами… И мы носились, как три Джекки Чана, едва успевая обслуживать эту жрущую и нажирающуюся ораву. Попутно Аня наловчилась ронять под мойку ложки и на плиту поварешки. С вилками же у нее почему-то получалось хуже. Зато у Гули буквально все валилось из рук – особенно ножи: мужиков она любила. Я даже почувствовал что-то вроде спортивной зависти. Нет, вилки-ложки шли у меня неплохо, но топорик, как я ни старался снова его уронить нечаянно, уже фальшивил. Единственный стоящей удачей, личным моим рекордом стал огромный кухонный нож, которым я по-настоящему нечаянно порезался, спешно нарезая хлеб. От боли я рефлекторно отбросил его… – и к нам забрел вдрызг пьяный депутат!