shybyntay - Пятикнижие. Вирши

Скажи, какого цвета твои глаза-печали?
Скажи, как твое имя, имя – нежный свет?
Скажи, пусть я услышу голос – эхо дали.
Скажи, пусть я заплачу, пусть я смогу прозреть!

Постой, как святы пальцы, отпрянувшие быстро!
Постой, не отступай же платья светлый вздох!
Постой, пьяна вуаль мне сиреневых духов!
Постой! Не уходи! Не исчезай! Вернись же…

Ушла. Пойду искать, опять искать и верить.
Ушла, оставив след – слепую бездну-тьму.
Ушла, но я найду, я отыщу твой берег!
Скажу тебе… нет, молча колени обниму.

Живая музыка,
Всего один мотив,
В пустом кафе в РК,
Где гонят эксклюзив.
Ты, женщина, пока
Не пей аперитив,
Сыграем в дурака
И в дуру-палмалив.
Мы мыло-мексика,
Мы парадиз-наив,
Ты, женщина, пока
Не пей аперитив.
Два дула у виска:
Любовь и пара слив
Глаз детских и рука,
И ресторанский бриз.
Живая музыка,
Всего один мотив:
Ты, женщина, пока
Не пей аперитив.

Турецкий кофе на песке
с глотком воды
не гуще в чашке-лепестке
судьбы волшебной снегом окон
кафешных с бликами TV
сквозь вавилоны караоке
о дымных локонах любви
красивых женщин этой ночи
для просто фраера от Бога
дороги горечи песочной
к глотку воды.

Хочу поцелуя…
Хочу – поцелую!

Брошу в зелёное дико нагую,
Пачкая белые плечи травой,
Царапая спину злой муравой,
Вбивая ягоды в ягодицы,
А губы в лицо,
Распаляя жар птицы,
Брошу в зелёное дико нагую!

Брошу в зелёном тихо нагую,
Лишь напоследок…
Еще поцелую!!!

Маэстро пушечного залпа!
Сердца смешались в ароматы
Сплетённых тел и смятых простынь,
Мгновением сверкнула кальпа,
Брахман застыл, забыв вопросы,
Любовь долбила автоматом
Без кислорода, падал волос
Со снятого со смерти скальпа,
Луна палила в поте вёсен
И мириады жгучих ос
Микроны кожи – в мёд, в засосы,
Рвя звездный ливень в цифру восемь,
В хаосы пушечного залпа!

…там в зеркале светились пальцы охрой,
белела полоса потенцией мошонки,
орала ночь
На профиль тонкий,
На эти милые черты,
до чертиков монетой звонкой
надоедала вам капель,
достала! – грузовик щебенки,
а я испачкал вам постель.
Вы – три Сапфо
и зеркало вам ужин,
Вам вор треклятый красоты души,
и Вам сейчас лишь нужник нужен,
ЛЮБИМАЯ, как ни пиши…

Я не люблю, когда тебя…
Я не люблю свои оргазмы,
Когда ты вся, как холод плазмы,
Когда есть рифма «разлюбя»!
Ломая Библии каноны,
Я Змея по-китайски ем.
Ах, что мне порванные лона —
Хорею ямбы между тем.
Любовь и кровь – юдоль пиита,
А Нелюбовь – его мечта!
Испитый, битый и забытый,
И в ног твоих СИЗО закрытый,
Я думал: Та?!
Та? Та?
Не Та.

Стихает стих и в деревянный макинтош,
В карман кладут улыбку, пару роз,
И к вороту пришпилив махаона
Серебряной булавкою, идут:
суды, дожди, года, секунды-секунданты,
дрожащий Данте и Кортес,
бежит за синим поршем лес…
Тот лес мимоз и деревянный мост,
Ты помнишь это тоже.

Дождь смыл все краски.
Дождь размазал тушь.
Цветное стало черно-белым
и просто черным без прикрас.
А город превратился в слух,
ведь он ослеп, когда погас.
И дом во тьме. Часы стучат
мелодию ночных проспектов,
где только дождь и светофоры.
Вполоборота у окна
ты замерла в прозрачной шали,
и черная пустая ветка
вдруг отражается тобою
там за стеклом и там в ночи.
И что-то говоришь ты мне,
бессвязно, скучно, ни о чем,
и с нетерпеньем ждешь рассвета,
и первого троллейбуса
в беспамятную жизнь свою.
Не согревает шаль. Плечо
ты укрываешь снова, снова.
И дом во тьме. Часы стучат
мелодию ночных проспектов,
пустынных, гулких, черно-белых
и просто черных без прикрас,
весь город превратился в слух,
ведь он ослеп, когда погас.