Луиджи Лунари - Швейк в Нью-Йорке. Роман

– Точь-в-точь, как и в случае с вашими зубными пастами, – заключил Швейк. – Почему выбрать эту, а не ту? Или вот эту?

В результате мистер МакНамара признал его правоту и в знак уважения преподнёс ему упаковку из двенадцати тюбиков, попросив взамен прекратить обсуждение этой темы, учитывая тот факт, что уже два клиента отказались покупать пасту, с интересом прислушиваясь к аргументам Швейка.

На следующее утро Швейк доехал поездом до Нью-Йорка, вышел из здания Центрального вокзала на 42-й улице, пешком дошёл до нью-йоркского Дворца конгрессов, поднялся на лифте в офис радиостанции Вы выбрали свободу , где ему определили место работы. Швейк представился директору, американцу по фамилии Голдинг, который как две капли воды походил на чиновников, проводивших собеседование на Колумбе . Голдинг вызвал секретаря и распорядился проводить Швейка к доктору Ярославу Ванеку, чеху из Праги, руководившему редакцией передач на чешском языке, который, в свою очередь, отвёл Швейка в его кабинет: абсолютно голую комнату, с одним письменным столом, одним креслом, одним холодильником и одним телевизором с пультом. Обязанность, которую ему предстояло исполнять, была несложной и состояла в том, чтобы подавать один за другим листки с текстом диктору, который тот должен был читать в микрофон. В принципе, диктор мог бы делать это и сам, что он и делал в течение нескольких месяцев, пока не возникла необходимость найти какую-нибудь работу для новенького, из тех, кто выбрал свободу, а таких с недавних пор становилось все больше. Новая работа Швейка была не только несложной, но и вовсе необременительной: передачи на чешском языке длились по полчаса два раза в неделю, во второй половине дня понедельника и пятницы. В эти дни, которые Швейк прозвал мои дни пик , посыльный доставлял в редакцию пять или шесть папок с текстами – итог работы шести редакторов, чехов по национальности, работавших в соответствующем отделе Государственного департамента. Посыльный (Ярослав Митич из Праги) передавал пять или шесть страниц секретарю Швейка (Софье Масарик из Братиславы), а Швейк относил их диктору (Франишеку Чорнику из Чешских Будейовиц). Последний ждал их, сидя перед микрофоном, а Швейк подавал их ему один за другим. В первый раз случилось маленькое недоразумение, поскольку никто не объяснил Швейку, что страницы должны подаваться в порядке, обозначенном цифрами, а не как попало, но затем всё устроилось ко всеобщему удовольствию.

Каждое утро другой посыльный (Мирко Мориц из Табора) клал Швейку на стол огромную пачку американских и чехословацких журналов и газет. Швейк поудобнее устраивался в кресле и читал спортивные новости, разгадывал кроссворды (на чешском) или изучал телепрограмму, тщательно выбирая наиболее интересную – мультики, спорт, вестерны или научная фантастика – и когда секретарша приносила ему завтрак (кофе и сосиски), включал телевизор и смотрел его в ожидании перерыва на обед.

Естественно, что среди многих людей, с которыми Швейк знакомился, он предпочитал брататься с коллегами-соотечественниками: директором, секретаршей, диктором и посыльными. Но сперва миссис Хиллер, а позже инспектор ЦРУ, с которым Швейк обсуждал свои контакты, объяснили ему, что в Америке на дружбу и доверительные отношения с нижестоящими смотрят косо, поскольку расцениваются как обременительные с точки зрения карьерного роста. В отличие от таких отношений с людьми своего круга или более высокого положения и дохода, что воспринимается окружающими позитивно, поскольку они характеризуют человека как достойного продвижения по карьерной лестнице на более ответственные должности.

Швейк не упустил случая в очередной раз щегольнуть одной из своих любимых прибауток насчёт чужого монастыря, в котором следует жить по его уставу, и с готовностью установил дистанцию в отношениях как с посыльными, так и с собственной секретаршей, и на всякий случай – даже с диктором, отменив обращение на ты и вежливо попросив отныне именовать себя мистером Швейком . Однако, когда он сделал попытку установить более доверительные отношения со своим начальником, доктором Ярославом Ваником, то ему это не удалось. Он очень удивился, поскольку всего несколькими днями раньше тот, казалось, был открыт для этого. Но сейчас, обратившись к Швейку на вы , он предупредил, что с этого дня желал бы, чтобы его звали доктор Ванек , а не как до этого: дорогой Ярослав , и уж тем более не старый док . Так вот и получилось, что Швейк установил дружеские отношения только с мистером Панятником, мисс Зигфрид и мистером Мартину, которые стояли на той же кадровой ступеньке, что и Швейк, исполняя ту же обязанность, что и он: подавать одну за другой странички с текстом дикторам, вещавшим, соответственно, на польском, немецком и румынском языках.