Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

- Вон тот, низенький?

- Да.

- У него что, всегда на лице играют серии улыбок различной силы и скепсиса?

- Это наш злой бухгалтер Нечаев.

- Злой?

- Стал злым после того, как у него украли портфель c чемоданным ремнем. Сейчас увидите!

Гражданин c "сериями улыбок" на лице приблизился к молодым людям.

- Это вы наш новый администратор?

- Да, на практику направили.

- Очень приятно. Меня зовут Олег Вячеславович...

- Нечаев?

- Ах, вы уже знаете...

И злой бухгалтер злобно покосился на комсорга c подмоченной совестью.

- Пожалуйте в управление, товарищ администратор. Вам необходимо определить ставку.

"Да, лицо в стиле "тот еще типчик", - подумал Остап, а вслух кротко поинтересовался:

- По максимуму платить будете?

- Как полагается! - суконным языком ответил Нечаев.

- Что я вам говорил, - шепнул на ухо администратору Ким. - Не зря его у нас прозвали злым. Отставной козы барабанщик хренов.

- Что вы там, товарищ Родионов, шепчете? - Олег Вячеславович от злости закрутил пуговицу на пиджаке.

- А что я шепчу?

- Гадости, наверно, опять про меня кукарекаешь?! Чувствовалось, что у Олега Вячеславовича сосало под ложечкой. - Опять звонишь, что у меня на языке мед, а на сердце - кусок льда? Ну, Ким, держись!

- А что? А я ничего...

- Пожалуйте в правление. А вы, товарищ Родионов, за лошадьми бы лучше присматривали.

- Я? На это Петрович и Савелич есть. Вы бы лучше сказали, когда, наконец, бухгалтерия объявит выплату гонорара.

- Все Андрей Тихоновичу скажу! Вы - дезертир трудового фронта!

- Дезертир трудового фронта, дезертир трудового фронта... - передразнил Родионов. - Ну и говорите! Мне c вашим Андрей Тихоновичем лясы точить нет никакого смысла! Я человек слишком известный для этого.

- Ну ты дождешься!

"По-моему, я попал в детский сад", - подумал великий комбинатор.

На светлом июньском небе дотошно висело яркое солнце. Где-то чирикали надоедливые воробьи. Беспокойно прозрачный воздух назойливо лез в ноздри, щекотал легкие, приказывал не курить. Но Остап закурил и, закрывая глаза от солнца, посмотрел вверх: солнечные лучи проткнули его молодое тело и вдохнули в него то самое чувство, которое называется вдохновением. Великий комбинатор эффектно выплюнул недокуренную папиросу, c щемящей нежностью взглянул на злого бухгалтера и двинулся через конный двор в сторону правления. Остапа Бендера неудержимо влекла к себе родившаяся в его мозгу новая забавная комбинация.

Глава XXXI "ТРУДАРМЕЙСКИЙ" ФАНТОМ

В тот день, когда Остап прощался c капитаном Ишаченко в Москве, в Ростове-на-Дону в редакцию газеты "Донской трудармеец" назначили нового главного редактора. Прежнего редактора сняли по второй категории, заклеймив как безответственного головотяпа. Новый глава "Трудармейца" Аггей Трифонович Длинноногов битых четыре часа ходил из комнаты в комнату и знакомился c каждым сотрудником.

- Здравствуйте, товарищи, - приветствовал "трудармейцев" сопровождающий его секретарь парткома. - Это ваш новый главный редактор, товарищ Длинноногов.

- Ну что ж, товарищи, - говорил Длинноногов, - будем налаживать разлаженное дело? Конечно, будем! Хватит, товарищи, лямку тянуть. Будем поднимать газету!

После чего он вытягивал за цепочку карманные часики, смотрел на них, бубнил под нос: "Время - дело. Пора бы уже размахиваться, товарищи!" - тонким негнущимся пальцем захлопывал крышку часов, шел дальше.

И так в каждой комнате.

Все сотрудники вдохнули редакционный воздух широкой грудью: прежний редактор Короткошеев был типичным бюрократом, при котором "трудармейские" дела расползлись по швам. Руководство его заключалось в том, что он изо дня в день произносил одну и ту же заученную фразу: "Руки и ноги надо ломать такому безалаберному коллективу!" Аггей Трифонович всем понравился. И в самом деле, как может не понравиться руководитель высокого роста в весьма элегантном костюме и c легкими интеллигентскими морщинками на лице!

Но на другой день случилось невероятное: этот самый интеллигентный руководитель заперся в своем кабинете, окна которого были занавешены коричневыми ситцевыми занавесками c выцветшими разводами, никого не принимал, никаких указаний не давал, на телефонные звонки не отвечал.

В последующие дни повторилось то же самое.

Некоторые везучие "трудармейцы" заставали Аггея Трифоновича только в уборной, где, по понятным причинам, о чем-либо вопрошать было неэтично.

"Трудармеец" стал трещать по швам пуще прежнего. Приезжали из горкома, грозили - никакого эффекта. Трещал "Трудармеец". Приходили два ответственных работника из исполкома, грозили ничего не изменилось. Аггей Трифонович лишь разводил руками, да оправдывался: "Налаживаем разлаженное дело! Трудно? Конечно, трудно! Сами видите, все запущено!" и, проводив ответственных товарищей, запирался в своем кабинте и сидел в нем, точно сыч.