Борис Леонтьев - Триумф Великого Комбинатора, или возвращение Остапа Бендера

- Простите, Владимир Ильич. Я зарвался.

- Будем вести йазговой начистоту?

- Будем, Владимир Ильич.

- Для чего, батенька мой, я вас учил? - гневно обрушился на него вождь. - Почему вы не бойетесь за каждую пядь, за полпяди, за четвейть пяди социалистического газетного сектойа? Почему отступаете? Почему пйоявляете непоколебимую нейешимость? Почему пйиукйашиваете в своей газетенке суйовую действительность? А не есть ли это, Аггей Тьифонович, йавнение на узкие места?

- Так ведь я...

Здесь, c присущей только Ленину быстротой переходов мысли по путям отдаленных ассоциаций, Владимир Ильич выложил перед редактором знаменитый план электрификации.

- Владимир Ильич, все уже электрифицировано!

- Пйекйатить смеяться над Лениным! - c присущим только вождям мирового пролетариата политическим бесстрашием остервенился Ильич.

- Простите, Владимир Ильич.

Владимир Ильич простил и, слега жестикулируя, толкнул кратенькую речь:

- Как вы знаете, моя сила была в том, что я говойил людям пйавду. Надо иметь мужество, Аггей Тйфонович, смотйеть пйямо в лицо гойкой истине. "Тйудаймейцы" больны. Вашу газету тйеплет лихойадка.

Раздался телефонный звонок. В трубке крайне волнуясь сообщили о распущенности и необузданном головотяпстве.

- Я пйовожу c товайищем Длинноноговым воспитательный пгоцесс, - быстро, c увлечением, прямо и без всякой позы сказал Ильич. - Не мешайте йаботать... Кто говойит?! Ленин говойит!

Владимир Ильич повесил трубку, просунул большие пальцы рук в проймы жилета и прошелся по кабинету.

- Кто звонил, Владимир Ильич? - кротко спросил редактор.

- Молчать!

И в этом "молчать" была такая интонация, такой тембр, сказано оно было c таким жестом, что Аггей Трифонович покрылся испариной.

- Молчать! - повторил вождь и, повернувшись к Длинноногову всем корпусом, громко выговорил: - Мы кйовь от кйови, плоть от плоти большевики не потейпим йазгильдяйства!

- Я буду стараться...

Владимир Ильич смял кепку в руке, на его смугловатом лице c быстро меняющимся выражением появилась живая улыбка, но она быстро исчезла. Ильич стал хмурым и несколько задумчивым.

- Будете стайаться? И это все?

"Тик-так! Тик-так! Бум! Бум! Бум!"

- Уже час, Владимир Ильич, как вы мне крутите мозги. Я же вам пообещал, что я буду трудиться! Мы сделаем что-нибудь эдакое! Дайте только срок!

- Какой сйок?

- Подумать, Владимир Ильич.

- Думайте скойее! Скойее, батенька!

- Можете не сомневаться, Владимир Ильич, что-нибудь придумаем!

После этих слов призрак растворился.

"Вот только что? - потирая виски, думал Длинноногов. Что? Вот в чем вопрос!"

В тот же день в редакцию "Донтрудармейца" ступила нога великого комбинатора. Был как раз тот час, когда в редакциях республики наступает так называемое редакционное затишье. До редакционной горячки, которая "трудармейцам" ни в коей степени не грозила, оставалось тридцать минут. В коридоре второго этажа на подоконнике сидела надутая акула ростовского пера репортер Аполлинарий Холодный - розовый усатый мальчик двадцати пяти лет от роду. Он был в синей, до колен, сатиновой толстовке и c пачкой бумаги в руках.

- Скажите, товарищ, - тоном комиссара РКИ произнес Остап, - как пройти к главному редактору?

Репортер улыбнулся одними глазами.

- А зачем вам, товарищ, к редактору?

- По делу! - отрезал Остап.

- Товарищ, - порывисто поднялся репортер, - вы у нас работаете?

- Нет, я у вас не работаю.

- А я работаю. - Аполлинарий Холодный тяжело вздохнул. - Никто, понимаете, никто из "трудармейцев" не может попасть к редактору!

- Очень занятой человек?

- Да какой там занятой! - сердито отозвался Холодный. Бюрократ! Но, понимаете, странный бюрократ! - Вот уже как неделю заперся в своем кабинете и никого, ничего, и вообще...

- Так и не принимает? - покачал головой Остап.

- Слышали, как меня называют? Акулой ростовского пера! А знаете, чем я занимаюсь в этой редакции? Нет? Вот посмотрите, моя пишущая машинка нашлепала этот текстик час тому назад.

- "Очередной номенклатурный дурень, редактор Длинноно..." Да это же донос! - Остап покачал головой.

- Конечно, донос! А что делать?

- Прошу... - Остап предложил доносчику папиросу.

- Очень признателен.

- Будем знакомы. - Остап протянул руку. - Товарищ Гурий, администратор Прилежаевского конного завода.

- Очень приятно, товарищ Гурий, - репортер кивнул головой, - Аполлинарий Холодный...

- Как? Вы? - не удержался от восклицания Остап. - Тот самый? Статьи, писанные c неподкупной пролетарской обстоятельностью?! Гениальные юбилейные тексты, фурорные табельные фельетоны, сметливые оды, изворотливые тропари?! Вот так встреча!