Сергей Прокопьев - Есель-моксель (несерьезные рассказы)

Будто горизонтальность поверхности пива отслеживали гироприборы, а их реакцию на толчки и броски мгновенно отрабатывали сервоприводы.

Федор Матвеевич вывернулся из-под собаки и вскочил на ноги. При этом обнаружил в поле зрения хозяйку пса, бегущую к инциденту с классическим криком собачников:

- Не бойтесь! Она не кусается!

Собачница была чуть выше псины. Носик в рыжих, самый шарм, крапинках. Зеленые глазки. Спелыми вишенками губки...

Красота не тронула Федора Матвеевича.

- Завели людоеда - держите при себе! Это ведь ходячий инфаркт!

- Ради Бога, извините! - виноватилась подбежавшая, сдерживая скотину за ошейник.

- А случись на моем месте ребенок или беременная?! Такая кабаниха горло порвет, не успеешь маму позвать.

- Что вы! Гита по жизни очень спокойная. Единственное - от пива шалеет. За 200 метров чует. Любит, не удержать! Хоть каждый день покупай.

- Пиво?! - совершенно другими глазами посмотрел на псину Федор Матвеевич. - Не может быть?!

- Честное слово! И только разливное... На бутылочное или баночное ноль внимания. От разливного дуреет, перед людьми стыдно. И пьет его как сапожник... Извините, пожалуйста...

Женщина потащила пса от соблазнительно пахнущего сосуда.

- Подождите! - крикнул вослед Федор Матвеевич.

Он снял с бидона крышку, ручкой книзу положил на снег, до краев наполнил пивом.

- Пей! - ласково предложил четвероногому коллеге по слабости.

Гита принялась с аппетитом лакать янтарную жидкость.

- Не зря собака - друг человека, - сказал Федор Матвеевич, - понимает, бутылочное - это моча, извините, конская. - Будете? - галантно протянул бидон даме.

- Нет, что вы! - смутилась та.

- Я с вашего позволения...

Федор Матвеевич поднес к пересохшим губам сосуд, омочил горло жадным глотком, а метнув его в заждавшееся нутро, начал не торопясь, со вкусом поглощать чуть горчащий напиток. Надо сказать, язык пса тоже шнырял в крышку бидона без суеты - с чувством, толком и пониманием.

...И еще неизвестно - на небритом лице или на лохматой морде в тот момент было больше блаженства.

ТЕМНЕЧЕНЬКО

- Ой, темнеченько! - стенала Антоновна соседке. - Тимофей кончается. Семый день капелюшечки не ест, пластом лежит. Ой, темнеченько, люблю ведь его как смерть.

Тимофей был Антоновне не сват, не брат, даже не зять с мужем. Тимофей был котом. Но каким! Такого днем с огнем по всему свету ищи - только батарейки в фонарике садить. Как будто из лауреатов кошачьей красоты свалился однажды на крыльцо. Шерсть исключительной пушистости и до голубизны дымчатая, на шее белый галстучек, глаза зеленые...

- Ну, и околеет, - бросил муж на причитания Антоновны, - невелика персона. Возьмем нового. У Протасовых кошка через день с пузом. Убивался бы я по каждому шкоднику. По мне бы кто так убивался...

- Тебя-то бульдозером не сковырнешь...

- Ага, по весне вона как скрутило.

- Дак горло дырявое, то и загибалси!

- Че горло, когда желудок прихватило.

- Выжрал какой-нибудь порнографики из киоска...

- Тебя переговорить - надо язык наварить! - махнул рукой муж.

- А нечего спориться...

Антоновна пошла в закуток, где лежал кот.

- Тишенька! Тиша! - склонилась над умирающим любимцем.

У того не было силушки даже глаза приоткрыть. Всегда подвижный хвост лежал мертвой палкой. Ухо безжизненно завернулось. Шерсть свалялась, как у помоечной собаки. Нос горячий.

Антоновна пошаркала с горем к ветеринару, который не выразил ни малейшей радости, завидев бабку.

- Я по кошачьим не специализируюсь, - прервал просительницу на полуслове.

- Как это? - удивилась Антоновна. - Все одно скотина.

- Ты ведь не идешь к зубному, если возник гинекологический вопрос?

- Слава Богу, этот вопрос отвозникался. И во рту протезы. Ты мне, родненький, Тимофея полечи.

- Сам оклемается. Кошки живучие.

- Дак ведь это кот. Пойдем осмотришь, я заплачу, не сумлевайся.

Летом ветеринар поклялся с Антоновной дел не иметь. Она ухитрялась никогда деньгами не рассчитываться. Скажем, такса опростать поросенка от мужской нужды - 50 рублей. Жадная бабка вместо наличности то кусок сала старого всучит, то бутылку некачественной самогонки. У ветеринара своего сала - хоть через забор кидай, и что бы он сивухой при его должности давился? А язык деревенеет категорически отрубить: деньги давай! Будто гипноз анестезирующий подпускала Антоновна. Потом, возвращаясь домой, ветеринар плюется в свой адрес: зачем брал?

- Ты к Степаниде сходи, - отфутболивая настырную бабку, посоветовал поросячье-коровий доктор.