Сергей Прокопьев - Есель-моксель (несерьезные рассказы)

- Дурак ты, ексель-моксель, ни разу не грамотный! - сказал Леха и навсегда открыл клетку.

Лехин приятель, заядлый голубятник, как-то зашел с добрым жбаном пива и забраковал Фаню на человеческую речь.

- Напрасный труд, - сказал орнитолог-самоучка, - твоего попку учить только язык мозолить! Не из породы говорливых.

- Жаль, - немного расстроился Леха, - а то бы, ексель-моксель, поболтали на досуге. Не все в телек пялиться по вечерам.

В одно отнюдь не прекрасное утро Леха (накануне накосорезился с дружками) просыпается, а сквозь хмарь в голове "ексель-моксель!" доносится.

Лехе совсем дурно стало. "Эт че, - подумал больной головой, - глюки колбасят?"

Похолодело все в пересохшем нутре, показалось: крыша едет, труба плывет, парохода не видать.

"Надо, ексель-моксель, завязывать так надираться", - сделал благоразумный вывод и увидел в изголовье Фаню.

Попугай с интересом рассматривал страдающего хозяина. И вдруг со стороны Фани раздалось:

- Ёксель-моксель!

- Дак это ты, паразит! - обрадовался Леха, что "крыша" на месте.

- Ёксель!.. - подтвердил догадку Фаня.

С этого дня его прорвало. Безостановочно посыпалось: "не балуй", "паразит", "халява", "пошел в пим", "без базару".

Давал корм дружку Леха всегда с ласковым напутствием:

- Ешь свою хренотень!

Фаня подцепил призыв. Причем повторял не лишь бы брякнуть. Исключительно, когда Леха сам садился за стол. Еще любил говорить: "Пить будем".

Да ладно бы только говорил. Пристрастился к пиву не хуже Лехи, который поглощал слабоградусный напиток в неслабых количествах. Начнет наполнять кружку, Фаня, заслышав пенистое "буль-буль", летит сломя голову из-под потолка. Усядется на край кружки и сладострастно макает клюв в хмельную жидкость. Много ли птахе надо? В голове захорошеет, в лапках ослабнет, того и гляди, в кружку свалится.

- Че, ексель-моксель, - спросит Леха подвыпившего кореша, - полетишь орлам морды бить, сорок щупать?

Не только к пиву пристрастился Фаня. Курить начал. Даже по трезвянке. Леха за сигарету - Фаня тут как тут. На плечо хозяина приземлится и, как только Леха выпустит струю дыма, торопливо начинает клевать никотиновый воздух.

- Ёксель-моксель, - однажды удивился Леха, - дак тебе че - и баба нужна?

- Ёксель, - согласился Фаня, - без базару!

Леха принял пернатое заявление за чистую монету и, решив, что на Фаню клятва в отношении женского пола в данной квартире не распространяется, принес дружку самочку.

Реакция на "бабу" была - не удержать. Но не в эротическом смысле. Фаня принялся гонять невесту по всей квартире, только перья сыпались. А ведь был абсолютно трезвый. Долбал бедняжку в хвост и в гриву, пока Леха не унес ее.

- Ну ты, ексель-моксель, даешь! - ругался Леха. - Не знал, что такой отморозок!

- Пивко поцыркаем, - хитро передернул разговор на другую тему Фаня.

- Кто поцыркает, а кто и пролетает, - ворчал недовольный Леха, - ему как путному купил...

- Отцвела любовь-сирень, вот такая хренотень! - издевался из-под потолка Фаня.

- Сверну башку - узнаешь!

Но вскоре они уже целовались.

Если Леха приходил домой в настроении, Фаня тут же подлетал к нему и начинал тыкаться клювом в усы, губы. Когда Леха садился перед телевизором, Фаня цеплялся ему за чуб, как за ветку, и повисал вниз головой, мешая зрительскому процессу. Дескать, куда уставился, вот же я...

И никогда не вязался к Лехе, когда тот возвращался хмурым.

В такие вечера Фаня засовывал голову в ракушку, доставшуюся Лехе от жены при разделе ею имущества, и ворчал туда на свою жизнь. Звук получался эхообразный. От чего Фане казалось - в ракушке сидит сочувствующий ему собеседник.

Однажды среди зимы из аула заявилась с повинной бывшая хозяйка. Но Леха сделал ей резкий от ворот поворот. Дескать, отцвела любовь-сирень, лейте слезы по другим адресам.

Но потом Фаня недели две не высовывал голову из ракушки...

А весной Леха влюбился. Да так, что не балуй. Зашел в магазин за пивом, а там Катя за прилавком. И... "попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети". Леха и не рвался на выход.

- Ну, ексель-моксель, женщина! - делился с Фаней переполнявшим сердце чувством. - Класс! Бывают же такие!

Попугай телячьих восторгов не разделял.

- Хренотень! - говорил он.

- Сам ты воробей общипанный! - обижался Леха.

Если он начинал ворковать с Катей по телефону, Фаня или в ракушку голову засовывал жаловаться на жизнь, или того хуже - с возмущением летел обои драть под потолком. Будто всю жизнь не с воробьями, а с дятлами имел дело. Как начнет клювом долбать - летят во все стороны клочки недавно наклеенных обоев.