Вольга Медейрос - Жертвуя малым. Том 1

– Мне-то интересно, – покивала Лета отвлеченно. – Смерть немертвых созданий… Ради ее подробностей я даже готова один вечер потерпеть трескотню твоей младшей помощницы. Не думаю, правда, что наши девушки оценят. Но, Кора, позволь задать вопрос: неужели тебе тоже невтерпеж узнать побольше сплетен о том, кто может быть виновником гибели храмовой скотины?

Опершись на метлу, я вздохнула. Мне до скрежета зубовного не хотелось быть причастной ко всей этой омерзительной тайне, но что поделаешь?

– Они принадлежат храму, а я всегда ответственно относилась к вопросам сохранности его имущества. К тому же злоумышленник, причинивший умерщвление неживым, может быть опасен и для нас, тебе не кажется? Как они были упокоены, кстати?

– Посредством изъятия «дольней» души, – слегка усмехнулась Лета. – К моменту обнаружения тела истлели, ничего, кроме костей, не осталось.

Сжав губы, я покивала. «Знакомый почерк, – подумалось мне. – Может, те трое тоже были его друзьями?»

Разговор со старухой-плебейкой в ее старой лачуге два дня назад поневоле всплывал в памяти.

«Как давно ты знакома с этим субъектом?»

Старуха глядит на меня, безразлично, как на предмет мебели, беззвучно шамкает беззубым черным ртом. Я уже решаю, что она не понимает меня, хочу повторить вопрос, когда она отвечает: «Всю свою жизнь, о госпожа».

«Что это значит?»

«Ты спрашиваешь, кто он таков? Я скажу тебе. Он – ветер и дождь, ливень и засуха, он тот, кто был всегда и тот, кто исчезнет последним, когда придет пора тверди небесной низвергнуться на землю. Он Светлый, наш Отец, погонщик стад, и эта старуха знала его, еще пребывая в утробе матери. Тридцать три луны назад старуха встретила его в этом облике».

«Ты говоришь о боге?» – спрашиваю я брезгливо. Я мало знакома с плебейской мифологией, но мне известно, что все их божки уродливы и мерзки. Они похожи более на животных, нежели на человекоподобных существ.

«Пусть так, о госпожа. Хотя Светлый не бог нам, он – наш Отец».

«Почему ты зовешь его Светлым?»

«Потому что лишь свет дает тень».

«Ты смеешься надо мной, старуха?!»

«Не смею, о госпожа. Если эти никчемные ответы оскорбили тебя, прикажи вырвать язык, и он будет брошен к твоим ногам».

«Не нужно, – я морщусь. В памяти против воли всплывает харя ожившего мертвеца, его черный, гниющий язык, ворочающийся за обнажившимися зубами. – Говори дальше. Этот парень пришел в вашу деревню три года назад. Что он делал все это время?»

«Он был здесь всегда, – старуха смотрит на меня, как на дерево, но на дне ее глаз плещется сочувствие. Таким взглядом глядят на больное, источенное термитами дерево. – Всегда делал. Освещал нас, чтобы мы лучше видели тень. Делал мрак чернее».

«Он подбил нескольких ваших на кражу. Что им было нужно в музее?»

«Он позвал их, и они пошли. Так лодка, влекомая течением, не может сопротивляться силе потока. Так лист, несомый ветром…»

«Достаточно! Обойдемся без метафор. Вернулся ли кто-нибудь из тех, что ушли с ним?»

«Они все вернулись. Ты знаешь, о госпожа, милосердие твоего народа не ведает границ».

«Живым! Вернулся ли хоть кто-то из них живым, старое ты полено?!»

«Они все вернулись не мертвыми».

«Куда сейчас Соль пошел?»

«К отшельнику. К тому, кто пришел в нашу деревню тридцать три луны назад. Мы не ходим к нему. Светлый ходит…»

«Тридцать три луны назад? Он пришел вместе с Солем?»

«Нет, о госпожа. Он не мог прийти вместе. Светлый был здесь всегда».

«Умеешь ли ты считать, старуха?»

«Нет, о госпожа. Наука счета не нужна этому старому разуму».

На том разговор окончился. Сметая в кучу пожухлые листья, я вяло подумала, что могла бы с тем же успехом расспрашивать куст или камень из плебейской деревни. Наверняка они, умей говорить, отвечали бы мне так же. Как рассуждать с ней о материях менее абстрактных, я не смогла в тот раз придумать. Души плебеев, которые мне доводилось допрашивать, всегда были предельно конкретны. Надо думать, смерть как свершившийся факт мало располагает к метафизике. Вот интересно было бы узнать, каково это – допрашивать убитых вампиров? Впрочем, горних душ у них нет, а смерть наступает с гибелью души дольней… Ай да смесок! Ни одного свидетеля, ловкач такой, не оставил.

Я содрогнулась. Оставалось только надеяться, что свидетелей и впрямь не было. В противном случае… Об этом не хотелось и думать.

– Я приглашу Корониду на посиделки, – сказала я Лете, когда мы, закончив уборку, дожидались послушницу с совком и мусорным мешком для опавшей листвы. – Полагаю, для нее будет великой честью отпраздновать Парилии с нами.