Сказки и мифы народов Филиппин

Идя по следам древних филиппинских богов, мы незаметно ступили в обширную область сказок о животных, еще в 30-х годах довольно распространенных в фольклоре равнинных народов, и даже подошли к воображаемой черте, отделяющей друг от друга две жанровые разновидности этих сказок — зачастую принимающиеся всерьез этиологические сказки и сравнительно более поздние сказки о животных в строгом смысле слова, которые на Филиппинах нередко именуются баснями (фабула) . Подавляющее большинство этих сказок весьма далеко, однако, от басенной нравоучительности и басенного аллегоризма. Свободны от них и самбальская сказка "Обезьяна и крокодил", тагальская "Обезьяна, собака и буйвол" и пампанганская и тагальская сказки "Обезьяна и черепаха", представляющие в нашем сборнике три сюжета "животной сказки" [15] Фэнслер именует эти сюжеты "Обезьяна и крокодил", "Сотрудничество зверей", "Обезьяна и черепаха" [38, VIII], но, как мы увидим, в некоторых версиях этих сказок выступают и другие животные. , наиболее популярных среди равнинных народов после "Суда над животными" [см. 38, VIII]. Почти все сказки на эти сюжеты посвящены похождениям обезьяны — излюбленного комического героя равнинных сказок о животных. Однако если в первых двух сказках остроумная и отчаянная обезьяна блистательно надувает крокодила и загоняет своими шутками в могилу прожорливого великана бунгиснгиса, то попытка обмануть черепаху оказывается для нее роковой. Можно полагать, что поражение обезьяны в сказках об обезьяне и черепахе связано с тем, что она нарушает международный моральный кодекс народных сказок, в которых, по словам В. Я. Проппа, хитрость и обман есть орудие слабого против сильного [16, 74]. Заметим, что в некоторых случаях черепаха вообще перенимает у обезьяны роль трикстера — "злого шутника" комической сказки о животных. В пангасинанской сказке "Игуана и черепаха" она, например, разыгрывает бросившую ее в беде игуану почти таким же образом, каким обезьяна разыгрывает крокодила в упоминавшейся выше самбальской сказке (ср. также 63, № 38).

Проделки обезьяны или черепахи нередко приписываются героям наиболее популярного среди обитателей равнин сказочного жанра, известного в фольклористике под названием сатирической сказки, порой концентрирующейся в анекдот, порой образующей шванк — цепь анекдотических эпизодов [10, 59]. В своей работе о герое волшебной сказки Е. М. Мелетинский, характеризуя русский сказочный тип — Иванушку-дурачка, говорит, что он "варьируется в пределах между "дураком" — подлинные глупцом и "дурачком"-хитрецом, причем обычно ближе к хитрецу" [6, 226]. В сатирических сказках христианизированных народов Филиппин мы встречаемся с несколькими типами героя. По данным Фэнслера, наиболее популярны здесь сказки о "набитом дураке". Из материалов данного сборника к ним относится тагальский шванк о Ленивом Хуане ("Хуан дурак") и сказка висайя "Хуан Полоумный". Как отмечает Э. К. Менес, непроходимая глупость и лень не мешают Ленивому Хуану, пе чуждому порой приступов своеобразного вдохновения, "стать человеком" и найти наконец свое место под солнцем [56, 90], чего нельзя сказать о Падоле из одноименной сказки моро: рассердившись на варящихся в горшке птиц-носорогов, будто бы грозящих его заклевать, он разбивает горшок и ошпаривается насмерть [62, 87 — 90].

Один из самых поразительных подвигов Ленивого Хуана — погребение заживо собственной матери — приписывается одновременно и комическому герою моро (таосуг и сулу-самаль) — Посонгу. Однако в большинстве фольклорных текстов, записанных недавно на островах Сулу X. Арло Ниммо, Посонг оказывается не дураком, а хитрецом, ловким мошенником, беспардонно издевающимся над великими мира сего и ловко избегающим расплаты. Действие этих сказок переносится в сравнительно недавнее прошлое Сулу, когда здесь правил еще суверенный султан. Социальный протест приобретает в этих сказках эротическую окраску — торжество Посонга над султаном выражается в них в виде совокупления героя с дочерьми или женами султана [59, №№ 1, 2, 3].

Широко распространены и аналогичные сказки висайя о Хуане Пусонге — ловкаче и обманщике. Некоторые мотивы в них полностью совпадают с мотивами сказок о Посонге [59, № 1; 43, 316]. Именно Хуан Пусонг оказывается у висайя героем хорошо известной по фольклору разных народов мира (см. Андреев, 1535 В) сказки о хитреце, который избегает казни через утопление, заманив вместо себя в мешок легковерного прохожего [55, № 1]; тот же сюжет связан с именем Посонга (Пусонга) у моро [59, № 3] и у горцев-мангианов, обитающих на острове Миндоро по соседству с висайя [см. 33, 151 — 154]. Сказки на этот сюжет, уступая по своей популярности сказкам о набитом дураке, почти так же популярны среди христианизированных народов Филиппин, как сатирические сказки о мнимом знахаре (Андреев, 1641, ВР II 98), представленные в нашем сборнике тагальской сказкой "Суан Экет".