О спутниках и нелитературном языке
Думаю, теперь мне следует рассказать о моих главных спутниках и друзьях. О Фернандо и Энрике. Я встретила их в Питере три года назад. Будучи «кастильцами», они учились на только что восстановленном историческом факультете Ленинградского Универа. Я сдавала туда вступительные экзамены. Они подкармливали меня пирожками с сангрией, подбадривали, смешили и… горячо соболезновали, когда я с грохотом провалилась. Мы быстро подружились. Поначалу их интересовала практика разговорного русского языка и, конечно же, история Ленинграда. Фернандо таскал с собой массивный фотоаппарат на треножнике, который был подарен ещё его отцу на день совершеннолетия. Он любил ходить по улицам города и фотографировать каждый дворик и закоулок Северной столицы. Мне очень нравилось составлять ему компанию. Хотя мы по-разному видели город. Для меня, человека всем сердцем любящего его мокрое уныние, болотный запах, и молчаливое величие, Питер представлял из себя кровоточащую рану. Его оголённое, словно оскал черепа, лицо в разрушенных зданиях и вывернутых булыжниках улиц, ввергало меня в состояние подобное отчаянию при потере близкого человека. Одиночество, которое моё сердце верно разделяло с болью города. Я молча маячила за спиной Фернандо, робко поднимала глаза на когда-то торжественные, а нынче изуродованные фасады знакомых домов, слушала треск ворон… Но было лето, душа моя наполнялась светом, и, оплакивая ушедших, впитывала умиротворение вечного гранита возрождающегося города.
Для моего друга послевоенный Ленинград являл собой источник нескончаемого восторга. Он участвовал в испанском Сопротивлении во Франции, его подразделения первыми вошли в освобождённый Париж. Он гордо называл себя «маки́ 11 11 Название партизан во Франции
», честно признавался в анархических убеждениях, и пил только за «Свободу!».
– В чём состоял его восторг? – спросите вы.
Его собственная страна, обескровленная гражданской войной, с открытыми объятиями приняла фашистский режим Франко. Испания поддерживала Германию, но была разрушена и слаба для участия в войне. Она выгорала изнутри как торф. Казалось, ни одна страна в Европе не могла понять страданий испанского народа… И вот Ленинград.
– Вы, питерцы, просто знамя человечества! – Иногда вскрикивал Фернандо. – Ты понимаешь, что показали вы всему миру?!
– Мужество? – Устало улыбалась я.
– Мужество, конечно, важно, – сурово скрещивал он руки на груди, – но вы показали такой характер, такой монолит стойкости, что утёрли нос всем занудам и отщепенцам, которые оправдывали своё участие в нацистском шествии голодом и нищетой…
Фернандо явно сердился на близорукость Испанских властей. Предки его, как он сам рассказывал, происходили из племени Патагонцев 12 12 Патагон – ст. исп. «большая стопа»
. Это легендарный народ гигантов, живших на равнинах современной Аргентины. Фернандо – молчаливый и вечно подозрительный великан. Ему приходилось слегка приседать, чтобы разговаривать со мной и вообще со всеми окружающими его «коротышками». Потому-то он в большей степени предпочитал молчать, а посему его реплики высоко мною ценились.
Энрике был полной противоположностью своему сотоварищу. Разговорчивый и любопытный шутник… Правда в последние несколько недель он изменился. О его прошлом я мало что знала. Он с Фернандо учился в одной школе для дворян в Мадриде. Потом пути их разошлись. Энрике пошёл на военную службу, его друг – занялся экономикой. Он помогал родственникам восстановить свои заводы в Кастилии. Встретились они опять же в Мадриде уже в 43м, а после войны решили нагрянуть в Ленинград. Тогда наши университеты уже набирали студентов…
Мои приятели мечтали быть археологами Греции и Рима. Но судьба иначе оценила их талант, и через полгода на нас свалилась новость от родителей Фернандо. Будучи аргентинцами, они вернулись обратно в Южную Америку в конце тридцатых годов. Теперь там его ждало некое наследство. В Бразилии! О том, каким образом мне удалось сорваться с места и укатить с ними в страну карнавальных шествий, я до сих пор ломаю голову. Я мечтала о Бразилии. Черно-белые фильмы не передавали те краски кои расплёскивались на ряженых праздниках Рио-де-Жанейро. Я видела эту страну через фотографии Женевив Нейлор в фокусе творчества её мужа, Михаила Резникова… Насколько удача улыбалась мне, я поняла несколько недель назад, когда узнала о разрыве дипломатических отношений между моей страной и Бразилией.
Читать дальше