Джангар

И зарыдал. Огромные, как воробьи,

Слезы катились по желтым старым щекам.

Сына себе на колени старик посадил,

Поцеловал и взглядом своим осудил.

Хонгор ответил родителю не спеша:

«О мой отец, я вижу, в ярости вы...

Дороги мне вы, как собственная душа,

Глупым остались, однако, до старости вы!

Нет нам навара, пока вода не вскипит...

Видимо, вы - сырая вода, Шикширги!

Слушайте, славных богатырей круги:

Если мой конь четырех не лишится копыт,

Сам я - не буду в полон мангасами взят,-

Через пятнадцать лет я вернусь назад».

И распахнул он дверь золотой бумбулвы.

Вышли за ним властелин и храбрые львы.

Искоркой, вырванной ветром степным из огня,

Хонгор вскочил на коня, что прославлен везде.

Пальцы свои распластав на крупе коня,

Молвил он: «Джангар, подобный дневной звезде,

Вы, Герензал, и вы, золотые рагни,

Множество богатырей с единой душой!

Всем я желаю, в край уезжая чужой,

Чтобы спокойно текли счастливые дни,

Чтобы не ведали горя в родном дому!»

Джангар ответствовал: «На трудной стезе

Да засияет солнце коню твоему! В землю

Киняса вступив, подобный грозе,

Да возвратишься назад, победив его!»

Хонгор взнуздал дорогого хоня своего

И под углом восходящих лучей полетел.

Днем не дневал он и ночью не ночевал.

Сердцеобразный колодец он миновал,

И миновал он людского жилья предел,

И на пустынный выехал перевал,

И закричал в открытое ухо коня:

«Должен ты в месяце Юр доставить меня

К диким отрогам серебряно-белой Эрклю,

Чашу — своей или вражьей — крови пролью».

Конь, услыхав повеление ездока,

Дальше своих челюстей закидывать стал

Ноги передние, легкие, как облака.

Мчался, как будто буре завидовать стал,

Задние ноги к прекрасным пахам подбирал

И четырьмя копытами свет попирал,

А позади — прозрачная пыль поднялась,

Радугою в небесный свод уперлась.

Белая пена кружилась над головой,

Красная пена слетала с обоих удил,

И по земле тянулась она пеленой.

Хонгор к земле наклонился. На всем скаку

Он из-под стремени белой рукой захватил

Горсточку мелкого выжженного песку.

Трижды прочтя заклинанье бурхана войны,

Дунул трикраты, подбросил песок в небеса.

Образовалась огромной величины

Синяя туча, волшебный дождь полился.

Ветер провел прохладной и мягкой рукой

По волосам скакуна. От ласки такой

Нежной домброй зазвучала грива коня,

Хвост распушился, прекрасной дудкой звеня.

Бури быстрей побежал отчаянный конь.

Будто пугаясь тени хозяина, конь

Прыгал, казалось, брезгуя телом земли.

Горная цепь уже показалась вдали —

Хмуро насупившаяся вершина Эрклю

Точно решила свалиться на ездока.

В пору, когда, пронзая насквозь облака,

Раннее солнце бросает лучи ковылю,

Чтобы жемчужиной стала росинка на нем,—

Горные птицы вспугнуты были конем:

Хонгор взлетел на вершину горы крутой.

Он оглянулся: крепостью золотой

Тысячезубый Алтай сиял вдалеке,

Завороженные спали пространства в тиши...

Пусто кругом, не найти человечьей души.

Хонгор сошел с бегунца, прикрепил к луке

Повод из пуха верблюжьего и серебра

И на гранитной стене, в щербине ребра,

Воин уселся, чумбур натянув стальной.

Сверху жара полуденная Хонгра пекла,

Снизу пекла нагретая солнцем скала...

Все ж просидел богатырь, несмотря на зной,

Семью семь — сорок девять томительных дней.

«Вот уже месяца Юр настала пора,

Вот подо мною белеет Эрклю-гора,

Кажется, встреча должна состояться на ней,

Кажется, мой Цеджи ошибиться не мог!»—

Так он промолвил и посмотрел на восток:

Тонкая пыль поднялась до седых облаков.

Что это, вихря столбы? Но вихрь не таков.

Это — не вихрь, и не дождь, и не смерч,

и не снег. Это — коня богатырского быстрый бег,

Это — копытами поднята пыль вдали!

Быстрым Цохором недаром коня нарекли.

Был он известен даже в стране холодов.

Он издавал ноздрями звуки рожка —

Сорок печальных и сорок веселых ладов.

Звали Беке Цаганом его ездока.

В землях мангасов прославлен Беке Цаган,

Был он грозою ста двенадцати стран;

Много врагов секира косила его,

Хонгрову мощь превосходит сила его...

Выехал Алый Хонгор навстречу ему.

Храбрый Цаган обратился с речью к нему:

«Эй ты, без роду, без племени, без языка,

С огненными глазами случного быка,

Ветром носимый, подобно свистун-стреле,

Изгнанный всеми владыками навсегда,