Валерий Воскобойников - Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах

— Королева, прошу вас, оставьте все свои страхи. Зигфрида мы сбережем. Вы же нашейте на его одежду какой-нибудь условный знак. О нем буду знать только я, и я прикрою в бою это место, он станет неуязвимым для любого врага.

— Хороший совет. Я вышью шелковой нитью едва заметный белый крестик. Но, Хаген, я верю, что никто кроме вас эту тайну его не узнает. Вы же в бою станете всюду прикрывать это место.

— Королева, будьте уверены, я это сделаю! — сказал Хаген и, дрожа от счастья, покинул ее покои.

Тайна Зигфрида была у него в руках. А значит, и жизнь.

На рассвете войско выступило по наплавному мосту. С тех пор как бургунды победили в войне, этот мост каждое лето соединял берега.

Впереди войска ехали Зигфрид и Хаген. Богатырь Фольсер гордо вез знамя. Он ни о чем не догадывался. За ним двигались тысяча нибелунгов и тысячи полторы бургундов. Они тоже ни о чем не догадывались.

Кримхильда сдержала слово — ночью, пока Зигфрид спал, на плаще, между лопаток, она вышила шелковой нитью крест. Хаген, порой отставая, вглядывался в этот крест, словно боялся, что он внезапно исчезнет.

И так хотелось ему всадить в это тайное место копье! Но рядом были воины — и свои и чужие. Они обожали Зигфрида.

«Вдвоем бы в дозор, — мечтал Хаген, — и закопать его, словно бешеного пса, в неведомой яме!»

Войско ушло вперед, а он поотстал. Скоро на дорогу выехали двое гонцов в датском платье.

— Скачите наперерез войску и громко объявите Зигфриду вашу весть! — приказал он. — Я буду там.

Гонцы появились перед войском, когда Хаген и Зигфрид снова ехали рядом.

— Короли датчан и саксов передумали идти на Рейн, а датский король сказал даже, что до смерти не посягнет на бургундскую землю.

— Что станем делать? Придется заворачивать войско, — предложил Хаген. — А так хотелось размяться!

— Оставим их вызов без наказания? — удивился Зигфрид. — Прежде не знал я за тобой такой снисходительности.

— И все же простим их. Стоит ли наказывать их за то, что они передумали сами. Проведем ночь среди леса, а утром отправимся в Вормс, — настаивал Хаген. — Вот уж где удивятся!

И снова Рейн. Переправа. Горожане в тревоге вышли навстречу. Узнав о хорошей вести, повеселели.

Думал ли кто, что вся эта война — ловкая выдумка Хагена, только лишь для одного — выспросить у Кримхильды про уязвимое место любимого их героя.

Сотни опечаленных матерей и дряхлых отцов провожали на битву воинов — и никто из них не догадывался о хитроумном замысле Хагена. Бойцы шли на войну и мечтали о подвигах — они тоже не думали, что их обманули.

Впереди встречающих был король Гунтер.

— С победой! — крикнул ему Хаген. Король обнял их обоих.

— Да вознаградит вас Господь, Зигфрид! Снова ваша храбрость защитила нашу страну. Одной лишь вести, что вы впереди войска, хватило врагам. Я же, как всегда, нахожусь у вас в долгу. А потому приглашаю отметить победу в Вогезском лесу. Там хорошо травить кабанов и медведей. Приглашаю вас завтра с утра.

Коварный замысел Хагена был таков: заманить Зигфрида в лес и там, у ручья, когда он пригнется к воде, ударить в спину копьем. Туда, где Кримхильда нашила свой крестик.

Если бы Ортвин не рассказал, как однажды он стоял над склоненным Зигфридом у ручья, Хаген выдумал бы другое.

Что-то ей померещилось странное. Она и сама не могла ответить себе, в чем дело. Странно взглянул на нее Хаген на площади у собора. А ведь приходил, говорил о дружбе. И Гунтер отвел глаза…

И вдруг страшная догадка озарила ее!

Два дня назад, в тот момент, когда Хаген уверял ее в своей дружбе, она доверилась, выдала тайну.

На площади у храма Хаген был весел. Но веселье его — страшнее злобы: веселится Хаген лишь в ожидании убийства — это она слышала еще девочкой.

Утром, когда Зигфрид стал одеваться на охоту, Кримхильда хотела признаться ему — ту тайну не должен был знать никто, кроме них. Но не смогла, только бросилась к нему со слезами.

— Нельзя, нельзя тебе ехать с ними! — упрашивала она. — Покинем скорее этот город, эту страну! Останься сегодня со мной, умоляю!

Он гладил ее волосы, целовал мокрые глаза, смеялся.

— Надо ли так пугаться всякий раз, когда я тебя покидаю! Сегодня же на один только день мы расстанемся, поохотимся и вернемся.

Но она продолжала рыдать. Так, словно провожала его в дальний путь. Словно прощалась с ним навсегда.

— Я боюсь за тебя! У нас здесь враги, ты не должен сегодня ехать!