И, истерзанная скорбью, мать пришла Бахрама.
И она искала сына долго и упрямо;
Сердцем и душой искала, камни взглядом жгла,
Розу под землей искала — острый шип нашла.
Кладезь вырыла, но к кладу не нашла пути;
В темном кладезе Юсуфа не могла найти.
Там, где мать, ища Бахрама, прорывала горы,—
До сих пор зияют ямы, как драконьи норы.
И пещерою Бахрама-Гура до сих пор
Это место именуют люди здешних гор.
Сорок дней неутомимо глубь земную рыли.
Уж подпочвенные воды в ямах проступили
Под лопатами, но клада люди не нашли.
Небом взятого не сыщешь в глубине земли.
Плоть и кость земля приемлет, душу — дар небесный —
Небеса возьмут. У всех, кто жив под твердью звездной,
Две есть матери: родная мать и мать-земля.
Кровная лелеет сына, с милым все деля;
Но отнимет силой сына мать-земля у ней.
Двух имел Бахрам богатых сердцем матерей,
Но земля любвеобильней, видимо, была:
Так взяла его однажды, что не отдала
Никому, ни даже кровной матери самой!..
Разум матери от горя облачился тьмой.
Жар горячечный ей душу иссушил, спалил.
И тогда старухе голос некий возгласил:
«О неистовствующая, как тигрица, мать!
Что несуществующего на земле искать?
Бог тебе на сохраненье клад когда-то дал;
А пришла пора — обратно этот клад он взял.
Так не будь невежественна, не перечь судьбе,
С тем простись, что рок доверил временно тебе!
Обратись к делам житейским. Знай: они не ждут.
И забудь про горе, — это долгий, тщетный труд...»
И горюющая гласу вещему вняла;
От исчезнувшего сына думы отвела,
Цепи тяжких сожалений с разума сняла
И делами государства разум заняла.
Трон и скиптр Бахрама-Гура внукам отдала.
В памяти потомков слава их не умерла:
Повествующий, чье слово нам изобразило Жизнь
Бахрама, укажи нам — где его могила?
Мало молвить, что Бахрама между нами нет,—
И самой его могилы стерт веками след.
Не смотри, что в молодости именным тавром
Он клеймил онагров вольных на поле! Что в том?
Ноги тысячам онагров мощь его сломила;
Но взгляни, как он унижен после был Могилой.
Двое врат в жилище праха. Через эти — он
Вносит прах, через другие — прах выносит вон...
Слушай, прах! Пока кончины не пришла пора:
Ты — четыре чашки с краской в лавке маляра.
Меланхолия и флегма, кровь и желчь, от ног
До ушей, как заимодавцы, зиждут твой чертог
Не навечно. И расплаты срок не так далек.
Что ж ты сердце заимодавцам отдаешь в залог?
Умершие, что в могиле темной лица скрыли,
Взятый в долг свой цвет и запах персти воротили.
И до дня Суда, годины грозной и великой,
Ни один из них живущим не откроет лика...
Нашей жизни ночь — опасность; на путях у нас
Страх, и страж уснул, и шарит вор в домах у нас.
Пусть землею обольщенный землю ест. Но что ж,
Сильный, ты ножу слабейших сердце предаешь?
Хочешь, чтоб тебе подвластно стало небо, — встань
И, поправ его пятою, над землей воспрянь!
Не оглядывайся только, — в высоту стремясь
Неуклонно, — чтоб на землю с неба не упасть.
Твой кушак — светило неба. Ты — Танкалуша
Звездных ликов. Цепи снимет с них твоя душа.
В каждом лике, как в зерцале, сам витаешь ты.
Что же знаменьями тайны их считаешь ты?
Но хоть ты от ощущений звезд всегда далек, —
Дух твой, разум твой навеки светы их зажег.
Кроме точки изначальной бытия всего,
Все иное— только буквы свитка твоего.
Знай: ты страж престола бога и его венца.
Ведома тебе дорога мудрости творца.
Ты гляди на добродетель, только ей внемли,
Не уподобляйся гаду, что ползет в пыли.
Помни: все, чем обладаешь, — ткали свет и тьма.
Помни: все, чего желаешь, — яркий луч ума!
О, скорей от рынка скорби отврати лицо!
Огнь, вода, земля и воздух здесь свились в кольцо.
Хоть четыре дымохода в хижине, — тесна
И темна для глаз и сердца и душна она.
Читать дальше