Низами Гянджеви - Семь красавиц

Так сказал: «Когда семь башен, с чашами вина,
Перед шахом заключили сказок круг сполна,

Разум в куполе, что замком был его уму,
О летящем своде мира подал весть ему:

«Мудрый, удались от капищ идольских земли!
Убегай уничтоженья: вечному внемли!»

Этот голос у Бахрама дух воспламенил.
Шах от сказки и обмана взоры отвратил.

Видел: свертывают звезды бытия ковер,
Золотые своды замков превращая в сор.

Он семь куполов отвеял от очей, как сон;
В дальний — к куполу иному — путь собрался он.

Ведь один тот купол тленьем будет пощажен;
В нем до дня Суда правдивый дремлет, опьянен.

Семерых седых мобедов шах призвать велел,
Семь дворцов семи мобедам передать велел;

Вечный пламенник под каждым сводом засветил;
В храмы пламени жилища страсти превратил.

Стал шестидесятилетним старцем властелин;
Забелел в кудрях-фиалках седины жасмин.

Стал служить Бахрам, как богу, истине одной,
И чуждался неизменно радости земной.

Но однажды, чуждым ставший ловле и пирам,
С избранными на охоту выехал Бахрам.

Но не ловля, не добыча в степь царя влекла:
Сделаться добычей неба — цель его была.

Рать рассыпалась по степи. Каждый повергал
Или гура, или ланя. Лишь Бахрам искал

Одинокую могилу для жилья себе.
Убивал порок и злобу бытия в себе.

Не охотился на ланя, в лани — зло таится...
В солонцах, где лань к потоку в полдень не стремится

Вдруг онагр, резвей, красивей прочих, в облаках
Пыли показался, — мчался в сторону, где шах

Ждал его. Он понял: этот ангелом хранимый
Зверь — ему указывает неисповедимый

Путь в селения блаженных. Устремил коня
За онагром. И могучий — с языком огня

Схожий легкостью и мастью — конь его скакал
По пескам, глухим ущельям, средь пустынных скал.

Конь летел, как бы четыре он имел крыла.
А охрана у Бахрама малая была, —

Отрок или два — не помню. Вот — пещеру шах,
Веющую в зной прохладой, увидал в горах.

Кладезем зиял бездонным той пещеры зев.
И онагр влетел в пещеру; шах вослед, как лев,

В щель влетел, в пещере ярый продолжая лов;
Скрылся в капище подземном, словно Кей-Хосров.

Та пещера стражем двери стала для Бахрама,
Другом, повстречавшим друга в тайном месте храма.

Вдруг обвал пещеры устье с громом завалил
И Бахрамову охрану там остановил.

И хоть поняли: в пещеру эту нет пути,
Но обратно не решались отроки идти.

Вглядывались в даль степную, тяжело дыша, —
Не пылит ли войско в поле, шаху вслед спеша

Так немалое в тревоге время провели.
Наконец к ним отовсюду люди подошли,

Увидали: вход в пещеру камнем заслонен
И в мозгу змеи — змеиный камень заключен.

Отроки им рассказали все, что знали сами;
Как Бахрам влетел в пещеру, как потом камнями

Завалился вход. Не верил отроков словам
Ни один: «Глупцы-мальчишки вздор болтают нам!

Как слоноподобный телом богатырь Бахрам
Поместился в щель, где впору жить одним кротам?»

И не ведали, что, вещий увидавши сон,
В Индостан ушел скучавший на чужбине слон.

Он — слону подобный силой — скован роком был,
А расторгнуть цепи рока нет под солнцем сил.

Но чтоб местопребыванье шахское узнать,
Плетками юнцов несчастных начали стегать.

Громко закричали слуги, плача и божась,
Вдруг, как дым, из той пещеры пыль взвилась, клубясь

И раздался грозный голос: «Шах в пещере, здесь!
Возвращайтесь, люди! Дело у Бахрама есть».

Но вельможи отвалили камни и зажгли
Факелы и в подземелье темное вошли.

Видят: замкнута пещера в глубине стеной.
Много пауков пред ними, мухи — ни одной.

Сотню раз они омыли стену влагой глаз.
Шаха звали и искали сто и больше раз

И надежду истощили шаха отыскать.
И о горе известили государя мать.

И перед пещерным зевом стали, как змея,
Вереницею, в безмолвье реки слез лия.