Низами Гянджеви - Семь красавиц

Чтоб она набег свой тюркский совершила вновь,
Чтоб пошла и подарила юноше любовь.

И пошла она, всем сердцем юношу любя.
Увидав ее, хозяин позабыл себя.

Он за локоны, как пьяный, ухватил ее.
В угол сада потаенный потащил ее.

Там укромная пещера вырыта была, —
Куполом над ней сплетаясь, жимолость росла.

И жасмины поднимали знамя над стеной.
Сверху — заросль, а под нею — вход пещеры той.

Места лучшего хозяин больше не искал;
Местом действия пещеру эту он избрал.

Разорвав густую заросль, путь он проложил
И красавицу проворно за собой втащил.

Расстегнул на ней он платье, позабыв вро стыд.
Расстегнул и то — о чем мой скромный стих молчит.

Обнял эту роз охапку, все преграды смел...
И уверенной рукою приступ он повел.

Палочка не окунулась в баночку с сурьмой,
А уж свод горбатый новой занялся игрой;

Несколько лисиц в пещере пряталось на дне,
Чтобы позже на охоту выйти при луне.

Выследил их волк свирепый; голоден он был,
А на этих лис давненько зубы он точил.

В этот миг, прокравшись к лисам, начал он их рвать.
Лисы в ужасе от волка бросились бежать,

Выскочили из пещеры. Волк за ними вслед,
Прямо по чете счастливой, здесь не ждавшей бед.

Рухнул столп любви хозяйской. Рать увидел он,
На ноги вскочил он, визгом, лаем оглушен.

Весь в земле, в пыли, метался он по сторонам.
Что в его саду случилось — он не ведал сам.

В ужасе не понимал он, что ему начать,
Где спастись теперь не знал он — и куда бежать?

Девы, что взялись усердно помогать ему,
Что от всей души хотели счастье дать ему,

Что стояли, словно стражи, на его пути,
Милую его схватили, не дали уйти.

«Что за подлые уловки? — ей они кричат. —
Ах ты этакая! Бесы, что ль, в тебе сидят?

Долго ли еще ты будешь этак с ним шутить?
Иль по злобе хочешь вовсе в нем любовь убить?

Да ведь даже с незнакомым так шутить нельзя!
А тебе, злодейка, это извинить нельзя.

На какие ты уловки хитрые пошла,
Сколько раз его ты за ночь нынче прогнала?»

Та клялась, что невиновна, начала рыдать.
Но подруги не хотели клятвам тем внимать.

Услыхал хозяин звуки гневных голосов,
Подоспел — свечу увидел между двух щипцов.

Их упреки и угрозы услыхал хаджа,
На лице любимой слезы увидал хаджа.

«Стойте! — крикнул он. — Не смейте больше обижать
Ту, что нужно, как дитятю, нежно утешать.

Берегитесь вы и знайте — нет на ней вины,
Но дела судьбы и в малом кознями полны.

Как ни ловок муж проворный на пути* земном
Но является он неба вечного рабом.

И сегодня нам не дьявол, а пречистый бог
Помешал и удержаться от греха помог.

Нам препятствия решило небо возвести,
И несчастью преградило все оно пути.

Тот, кого с дороги правды див не совратит,
Сердцем чист. А чистый сердцем зла не совершит

Кто к греховному привязан от рожденья, тот
Стороною от дороги праведных идет.

Эту деву был бы каждый в жены взять счастлив.
Поступать нечестно с нею мог бы только див.

И неужто эту пери может оскорбить
Тот, кто мужествен, способен искренне любить!

По пути греха не может верный муж пойти,
Если встанет добродетель на его пути.

Если яблоню весною сглазит глаз дурной,
То никто плодов не вкусит с яблони такой.

Твари здесь на нас смотрели сотней тысяч глаз,
И поэтому не вышло ничего у нас.

Что прошло, — пускай. Не будем плохо поминать.
В том же, что осталось, должен честь я сохранять.

Клятвой тайною и явной здесь поклялся я,
Перед небом и землею обещался я:

Если ночь благополучно наконец пройдет
И охотницу добычей дичь сама возьмет, —

То отныне я пред богом обручаюсь с ней
И по всем законам брака сочетаюсь с ней».

Девушки его речами были смущены,
Набожностью столь примерной были сражены.

Две сообщницы склонились перед ним главой,
Восклицая: «Слава чистой совести такой,