Николай Самойлов: Священные сонеты

Wilt thou love God, as he thee? Then digest,
My soul, this wholesome meditation,
How God the Spirit, by angels waited on
In heaven, doth make his Temple in thy breast.
The Father having begot a Son most blest,
And still begetting, (for he ne’er be gone)
Hath deigned to choose thee by adoption,
Co-heir t’ his glory, and Sabbath’ endless rest.
And as a robbed man, which by search doth find
His stol’n stuff sold, must lose or buy ‘t again:
The Son of glory came down, and was slain,
Us whom he’d made, and Satan stol’n, to unbind.
‘Twas much that man was made like God before,
But, that God should be made like man, much more.

Стремленье к Богу, верой подтверди!
Пойми, душа, ту мысль, что исцеляет:
Не зря Творца хор с неба прославляет,
Он храм себе воздвиг в твоей груди;
Блаженный сын Отцом своим любим,
(Единородный был рождён Всевышним),
На землю снизойдя решеньем высшим,
Тебя избрал наследником своим.
Как, обворованный, своё добро
Назад вернёт, лишь, снова выкупая,
Так, преданный людьми за серебро,
Пошёл на крест, от ада нас спасая.
Дивимся: Был, как Бог, жил век за веком,
Но пуще тем, что Бог стал человеком.

Father, part of his double interest
Unto thy kingdom, thy Son gives to me,
His jointure in the knotty Trinity
He keeps, and gives to me his death’s conquest.
This Lamb, whose death with life the world hath blest,
Was from the world’s beginning slain, and he
Hath made two Wills which with the Legacy
Of his and thy kingdom do thy Sons invest.
Yet such are thy laws that men argue yet
Whether a man those statutes can fulfil;
None doth; but all-healing grace and spirit
Revive again what law and letter kill.
Thy law’s abridgement, and thy last command
Is all but love; Oh let this last Will stand!

На небеса добавь мне, Отче, прав,
Твой Сын со мною ими поделился:
Вочеловечившись на крест пойти решился,
Дал мне надежду – смертью, смерть поправ,
Ясна теперь любому жизни суть,
Он – закланный ещё с рожденья света,
Твоим сынам оставил два завета:
В них людям описал к спасенью путь.
Но строг устав, не молкнет древний спор:
Посильны ли людским трудам препоны?
Пускай смертельным будет приговор,
Дух воскресит убитого законом.
Мир, осеняя благодатью вновь,
Покажет нам, что властвует любовь!

Since she whom I loved hath paid her last debt
To Nature, and to hers, and my good is dead,
And her soul early into heaven ravished,
Wholly on heavenly things my mind is set.
Here the admiring her my mind did whet
To seek thee, God; so streams do show the head;
But though I have found thee, and thou my thirst hast fed,
A holy thristy dropsy melts me yet.
But why should I beg more love, whenas thou
Dost woo my soul, for hers offering all thine:
And dost not only fear lest I allow
My love to saints and angels, things divine,
But in they tender jealousy dost doubt сомненье
Lest the world, flesh, yea, devil put thee out.

С тех пор, как та, кого любил безмерно,
Последний долг природе отдала:
Душа в раю, в могилу плоть легла,
Мой ум блуждает в выси непомерной.
Её он чтит, к Тебе в полёт стремится,
Ты, как родник, в пустыне жизни был,
Тебя нашёл, ты жажду утолил,
Но горло снова жаждою томится.
Ну, кем ещё я буду так любим?
Сосватав души, нашу плоть связал,
Но к ангелам её приревновал;
Боишься изменю любви к святым?
Напрасно к милой не ревнуй с небес:
Тебя теснят из сердца: плоть и бес.

Show me dear Christ, thy spouse so bright and clear.
What! is it she which on the other shore
Goes richly painted? or which, robb’d and tore,
Laments and mourns in Germany and here?
Sleeps she a thousand, then peeps up one year?
Is she self-truth, and errs? now new, now outwore?
Doth she, and did she, and shall she evermore
On one, on seven, or on no hill appear?
Dwells she with us, or like adventuring knights
First travel we to seek, and then make love?
Betray, kind husband, thy spouse to our sights,
And let mine amorous soul court thy mild Dove,
Who is most true and pleasing to thee then
When she’is embrac’d and open to most men.

Яви свою невесту, Иисус,
В сиянии и блеске! Не она ли
Украсила чужбину, но в печали
На родине влачит страданий груз.
За сотни лет, никак не разберусь
Уверена в себе, или блуждает?
Нова, стара? С семи холмов сияет?
Но если не с холмов, не удивлюсь.
Она при нас? Иль, странствуя, должны
По – рыцарски искать её любви?
Супруг открой нам лик своей жены,
В полёт к своей голубке вдохнови, —
Она одна, не совершая грех,
Верна тебе, держа в объятьях всех.

Oh, to vex me, contraries meet in one:
Inconstancy unnaturally hath begot
A constant habit; that when I would not
I change in vows, and in devotion.
As humorous is my contrition
As my profane love, and as soon forgot:
As riddlingly distempered, cold and hot,
As praying, as mute; as infinite, as none.
I durst not view heaven yesterday; and today
In prayers and flattering speeches I court God:
Tomorrow I quake with true fear of his rod.
So my devout fits come and go away
Like a fantastic ague; save that here
Those are my best days, when I shake with fear.

Противоречия взялись меня терзать,
Во мне, рождая подлость и коварство.
Я, от природы, чтивший постоянство,
Стал благостным обетам изменять.
Раскаянье, как и любовь моя,
Приносят мне не радость, а мытарства.
В них холод, жар, страдая, как от пьянства,
Мольбы и клятвы забываю я.
Вчера не льстил я небесам мольбой,
Сегодня умоляю о вниманье,
А завтра жду от Бога наказанье,
Приливы веры, как прибой – отбой
Горячки вздорной; но одно я знаю,
Страх тем слабей, чем больше я страдаю.