В дохристианской тьме, что нас сгубила».
* * *
Я догадался: так бывает светел
Высоких душ укромный островок.
«Учитель мой! Прошу, чтоб ты ответил
И тех назвал, кому всесильный рок
Дал светлую, особую обитель
И в бездну тьмы с другими не увлек!»
«Их слава, – объяснил мне мой спаситель, —
Минуя смерть, дошла до наших дней,
И потому Небесный Вседержитель
Их отличил в обители теней».
Раскатом грома был я пробужден
И от его ударов содрогнулся.
Развеялся тяжелый, смутный сон;
Раскрыв глаза, я в страхе оглянулся,
Пытаясь различить, куда попал,
И в бездну заглянул. И ужаснулся:
Оттуда гул стенаний долетал.
Круг первый Ада нами был пройден,
И во второй – поменьше – мы спускались,
Где никогда не прерывался стон
И муки ни на миг не пресекались.
* * *
И души падших грешников, дрожа,
Ругательствами Бога осыпали,
Ответ за страсть преступную держа,
За блуд и срам, в котором пребывали…
Как стаи птиц, спасаясь от зимы,
Взмывают к небу с криком, так летали,
Верней сказать, метались в царстве тьмы,
Встревоженные тени. В их полете
Надежды нет и не было… И мы
Смутились: вот итог бесчинства плоти..
Елену я увидел здесь: она
Свою отчизну сделала несчастной;
А рядом с ней – великий муж Ахилл,
Раб дружбы верной и любви напрасной;
Парис, Тристан… Вергилий краток был,
Но перечислил мне имен немало.
Их всех сгубил преступной страсти пыл.
«Увы, мой грех – обжорство, бог Маммон.
Перед тобой стоит несчастный Чакко,
Что за чревоугодье осужден
Томиться под дождем в жилище мрака.
На эту казнь за тот же самый грех
Не я один здесь осужден, однако:
Их тысячи, рабов земных утех».
* * *
«Иль ослабеют узы адских сил,
Когда Суда последний день нагрянет?»
«Знай, смертный, – спутник мой заговорил,
Чем ближе к совершенству каждый станет,
Тем ярче в нем добро и злее зло.
Хоть этих жалких грешников не тянет
К добру и совершенству, – не могло
Родиться в них подобное стремленье, —
Но осеняет всякое чело
Надежда на пощаду и прощенье».
Я позабыл про друга и себя:
В тот миг свои зловещие картины
Круг Ада третий мне явил: губя
Всё без разбора, дождь стекал на
льдины;
Его сменяя, черный, крупный град
И грязный снег летели на вершины
Угрюмых скал. Невыносимый смрад
Мешался с тьмой. Там Цербер, зверь опасный,
Рычал в три пасти, кровожадный взгляд
В того вперяя, кто с мольбой напрасной
Тонул в пучине, ужасом гоним.
И цвет зрачков его, кроваво-красный,
Казался жертве пламенем сплошным.
Дрожа огромным безобразным чревом,
Вонзал он когти, злобой одержим,
В плоть грешников стенающих и с гневом
Их кожу на лоскутья разрывал.
«Погибельны Фортуны искушенья,
Хотя за них людской безумный род,
Не ведая в раздорах насыщенья,
Сражается и кровь напрасно льет.
Все золото и все богатство света
Людей не избавляют от забот
И не вернут покой в обитель эту».
* * *
«Да, вот, мой друг, Фортуна какова.
Не стоит доверяться ей. Не надо
Бессмысленно растрачивать слова,
То в гнев впадая, то в благоговенье.
Фортуна под лучами божества,
Ни слез не замечая, ни презренья
Парит среди созданий неземных,
Что к нам явились в первый день Творенья,
Блаженствует средь радостей иных».
Я разглядел, – о жуткая минута! —
Толпу нагих дерущихся людей,
В болоте смрадном завывавших люто,
Что с кровожадной дикостью зверей,
Ощерясь, друг на друга нападали
И отгрызали мясо от костей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу