Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Могилу, что с конницей ты посетил, в тот день и оно посетило,
И горе, что ты глубоко ощутил, в тот день и его охватило.

Ты войско выстроить приказал, — и вот оно ждет, волнуясь,
На всадника с прядью из-под чалмы — вождя своего — любуясь.

Как волны морские, бурлят ряды пеших бойцов, а сзади
Вздымается конный сплоченный строй, подобно горной громаде.

А двинется войско — волнистую степь оно под собой расправит,
Холмы, разбросанные вокруг, стройной грядой расставит.

И каждый шрам на лбу храбреца подобен отчетливой строчке:
Мечом начертаны письмена, копьем поставлены точки.

Простер из-под мощной кольчуги лев две лапы — руки громадных,
А из-под шлема — как две змеи — сверканье глаз беспощадных.

Прекрасны у конницы скакуны, но и остальное не хуже:
Знамена и кличи, доспехи ее, отравленное оружье.

Так в долгих боях обучилась она, что, перед строем стоя,
Подашь ей знак с одного крыла — поймет и крыло другое.

Как будто наитие ведомо ей: не нужно ни зова, ни крика —
Мгновенно, без слов понимает она, что хочет ее владыка.

Мы справа оставили Майафаркин {209} 209 Маййафаркин (Мартирополис) — город в Северной Месопотамии. , услышав твое приказанье,
Но можно подумать: щадим его из жалости и состраданья.

А если б решили на город налечь громадой своей тяжеленной,
Узналось бы сразу, с какой стороны слабей городские стены.

Что ни наездник — поджарый храбрец верхом на поджарой кобыле,
Такой поджарой, как будто ее лишь кровью да мясом кормили.

Приказано всем перед боем надеть одежду из крепкой стали:
Не только воины — каждый конь в кольчуге и покрывале.

И это — не потому, что жизнь отдать они копьям скупятся,
А лишь потому, что от всякого зла разумней злом защищаться.

Напрасно считают, что одного с тобою происхожденья
Клинки индийских белых мечей, — нет большего заблужденья!

Когда произносим мы имя твое — надежное из надежных —
Чудится нам, что от гордых чувств клинки улыбаются в ножнах.

Мечом ты зовешься, — а кто из владык готов называться предметом,
Чье место — ниже его главы? Ты горд, но и мудр при этом.

Всю жизнь — любое мгновенье ее — ты против врагов обращаешь,
По воле своей наделяешь ты, по воле своей — лишаешь.

И если страшимся мы смерть принять, то лишь от твоей погони,
И если гордимся мы дар принять, то лишь из твоей ладони.

Благоуханье этих дней теперь надолго сохранится,
Пожар, пожравший стан врагов, для нас в куренья превратится.

Пусть будут девственницы спать отныне мирно и спокойно,
И пусть паломников в пути не ждут ни грабежи, ни войны.

И где бы ни были враги, пусть помнят о твоем величье,—
В твоих когтях, о грозный лев, им стать беспомощною дичью.

Я видел в час, когда войска построились перед сраженьем:
Ты был и без меча в руке спокойной силы воплощеньем.

Лик моря издали узнать нетрудно даже в час покоя,—
Так как же не узнать его, когда бушует вал прибоя!

В краю, который так велик, что и на лучшем иноходце
Его не пробуй пересечь — промежность о седло порвется,

Ты хочешь румского царя лишить и жизни и державы,
А будут защищать его одни мужицкие оравы.

Ужель смертельною борьбой нас испугают христиане?
Мы — звезды небывалых битв, они — лишь тусклое мерцанье.

Средь нас — непобедимый Меч! Не зря он носит это имя:
В походе он упорней всех, а в битве — всех неукротимей.

Мы просим небеса сберечь его от сглаза и раненья,
Слились в один немолчный гул людей бесчисленных моленья.

Услышав грозный приговор, что вынесли мечи и пики,
Решится ль выйти румский царь навстречу нашему владыке?

Решится, — близ Саманду {211} 211 Саманду — византийская крепость в Малой Азии. мы сразимся с войском нечестивым,
А не решится, — встречу с ним устроим мы перед Проливом {212} 212 Пролив. — Имеется в виду Босфорский пролив. .