Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Знаешь, от одной такой бутыли сколько горя и отрады, если,
Отхлебнув, живые опочили, ну а полумертвые — воскресли!

Как насущного прошу я хлеба у всемилостивого Аллаха
О любви газелеокой девы, чье кокетство гибельно, как плаха!

Есть любовь в моей безмерной боли и в слезами ослепленном взоре,
Так, дружок, не спрашивай же боле, что со мной стряслось, какое горе…

Напои меня прохладой золотистого вина.
Полоса на небосклоне влажной мглой обрамлена.

А созвездия похожи в дивном сумраке нетленном
На серебряные бусы, окаймленные эбеном!

Паланкином на спине верблюдицы кажется созвездие Плеяд,
А за ними мне погонщик чудится, их на запад гонит наугад.

А они блестят, мерцает пыль их; а они так светятся хитро,
Будто в переполненных бутылях вьется ртуть — живое серебро!

Я жаждал, я ждал — и в конце концов постиг, что был глуп, как дитя.
А ты всерьез обманула меня, мне дав обещанье шутя.

Увы, бесконечной была моя ночь, как ты и хотела вчера, —
Ведь ты поскупилась, не разрешив этой ночи дойти до утра!

Прочь этого ахового певца и других, подобных ему,
Бок о бок с ними существовать, по-моему, ни к чему!

Когда он вопит изо всех своих сил, но с музыкою не в лад,
Мне кажется — это безумствует кот, которого холостят!

До первых петухов я кубок осушил,
Дремотою хмельной печали утишил —

Сверкает Сириус, Плеяды спят крылато,
Как острие копья над головой солдата.

Мы нынче пьем с утра: дом ходит ходуном,
Прочь воду, кроме той, что смешана с вином!

Хмелейте поскорей, смакуя сласть живую,
Тяжелый кубок наш пускайте вкруговую!

Струите ток вина, струите слов ручей:
Ах, кроме похвальбы, не надобно речей,—

Верней всего ведут к спасению во благе
Святые имена сладчайшей винной влаги!

Нас обносит любимая родниковой водой и вином,
Ароматы смешав в благовонном дыханье одном.

Вся она — совершенство, вся — свежести нежной намек,
Спелых яблок румянец сквозит в смуглоте ее щек!

Тем, чего уж не достанешь, тщетно душу не тревожь:
Выпей трижды — и от мыслей утешенье обретешь!

Если спросят мое мненье о хулителях моих,
Я скажу: «Каким-то чудом я избавился от них!»

Сетует она, а слезы — зримый след душевных смут,—
Слезы, смешанные с кровью, но щекам ее текут:

«До каких же пор украдкой мы встречаться будем, друг?
Где найдем мы избавленье от безмерных наших мук?»

Старуха молодится, уверяя, что дивно свеж ее лица овал,
Но век прошел с тех пор, как за распутство ее хозяин по щекам бивал.

Вот семенит она под покрывалом: шажочки спотыкливо-неверны,
А жалкие крысиные косицы, должно быть, из мочала сплетены!

О вино в стеклянном платье, о блаженно-молодое,
Нынче ты сыграло свадьбу с родникового водою!

Было ты — как яхонт алый, а едва с водой смешалось,
В буйную розовощекость превратилась эта алость!

О темнокожая девушка, я страстью к тебе сражен,
Тобой ослеплен я, единственной из множества дев и жен:

Кокетливо растягиваемые, пленительные слова,
Эбеновый торс, эбеновые плечи и голова!

Ах, друзья, вы не внимайте повеленьям благочестья,
А, восстав от сна, смешайте душу с винным духом вместе.