«Ни на яву ,
Этих гор в Суруга,
что „Явью“ зовут,
ни во сне я с тобой
уже не встречусь.»
Увидели они гору Фудзи: был конец мая, снег же ярко белел на ней.
«О ты, гора,
не знающая времени, пик Фудзи.
Что за пора, по-твоему, теперь,
что снег лежит, как шкура
пятнистая оленя, на тебе?»
Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет, — как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском. И опять они шли, шли, и вот, промеж двух провинций: Мусаси и Симоса — была река очень большая. Называют ее река Сумида. На берегу ее они столпились и, размышляя: «Ах, как далеко зашли мы», отчаянию предались, но перевозчик закричал: «Скорей садись в лодку. Уж темнеет…» и, усевшись, стали переезжать. В унынии все, ведь не было ни одного из них, у кого б не оставалась в столице та, кого любил он. И вот в это время белые птицы с клювом и ножками красными, величиной с бекаса, носились над водой и рыбу ловили. В столице таких птиц было не видно, и никто из них не знал их. Спросили перевозчика. — «Да, это же „птица столицы“», [10]— ответил тот, и, слыша это, кавалер сложил:
«Если ты такова же,
как и имя твое, о „птица столицы“,—
то вот я спрошу:
жива или нет
та, что в думах моих?»
И в лодке все пролили слезы.
В давние времена кавалер, скитаясь, дошел до провинции Мусаси. И вот он стал искать руки одной дамы, жившей там. Отец ее другому хотел отдать, но мать — той сердце лежало на стороне человека благородного. Отец — простой был человек, но мать — та была Фудзивара. [11]Поэтому-то и хотела она отдать за благородного.
И вот она, жениху желанному сложив стихи послала; а место, где жили они, был округ Ирума, селение Миёсино.
«Даже дикие гуси
над гладью полей Миёсино —
и те об одном.
„к тебе мы, к тебе!“
все время кричат.»
А жених желанный ей в ответ:
«Ко мне, все ко мне —
тех гусей, что кричат так
над гладью полей Миёсино,—
смогу ли когда-нибудь
их позабыть?»
В провинции такие вещи с ним случались беспрерывно.
В давние времена кавалер, на Восток страны уехав, послал сказать:
«Не забывай! Пусть между нами —
как до облаков на небе будет,—
все ж — до новой встречи. Ведь луна,
плывущая по небу, круг свершив,
на место прежнее приходит…»
В давние времена жил кавалер. Похитив дочь одного человека, он убежал с ней на поля Мусаси и на пути — ведь был он похититель — правителем провинции был схвачен. Даму скрыв в густых кустах, он сам сначала было убежал. Дама же, слыша, как по дороге шедшие: «Здесь в поле похититель» — траву поджечь собрались, в отчаянии сложила:
«О, поля Мусаси!
Вы сегодня
не горите.
И молодой супруг мой скрыт здесь,
здесь и я скрываюсь…»
И услышав это, люди и ее схватили и вместе увели.
В давние времена кавалер, бывший в Мусаси, даме, жившей в столице, так написал: «Сказать тебе — стыжусь, а не сказать— мне неприятно», [12]и на конверте сделав лишь пометку «стремена Мусаси», [13]— так ей и послал, и вслед за этим вестей не подавал, отчего дама из столицы:
«Тебе я доверялась
так, как тем
стременам Мусаси.
Не подаешь вестей ты — горько,
весть пришлешь — ужасно!»
Видя это, кавалер не знал, что делать от волненья.
«Скажу тебе — не хорошо,
не скажу — укоры…
Мусаси стремена. [14]
Не в таких ли случаях и смерть
уделом людей станет?»
В давние времена кавалер как-то попал в провинцию Митиноку. Жившей там даме показался ли он — житель столицы — редкостным что ли, только она сильно им увлеклась. И вот эта дама:
«Вместо того, чтобы нам
от любви умирать,
не лучше ли парой
червячков шелковичных
стать, хоть на миг?» [15]
Даже стихи ее, и те отдавали деревней. [16]
Но все же жалко стало что ли ему ее, — пошел он к ней и лег на ложе. Еще глубокой ночью он ушел, а дама:
«Как настанет рассвет,
вот, брошу тебя я лисе,
гадкий петух!
Слишком рано запел ты
и дружка угнал моего».
Так сказала она; кавалер же, собираясь уехать в столицу —
«Если б сосна в Анэва
на равнине Курихара
человеком стала,—
сказал бы ей: пойдем со мной,
как вещь редкая, в столицу». [17]
Так сказал он, и она в радости все повторяла: «Да он любил меня, любил». [18]
Читать дальше