В давние времена, на пятой улице восточной части города, во флигеле дворца, где проживала императрица-мать, жила одна дама. Ее навещал, не относясь сперва серьезно, кавалер, и вот, когда устремления его сердца стали уже глубокими, она в десятых числах января куда-то скрылась.
Хоть и узнал он, где она живет, но так как не доступным ему то место было, снова он в отчаянии предался горьким думам.
На следующий год — в том же январе, когда в цвету полном были сливы, минувший вспомнив год, ко флигелю тому пришел он: смотрит так, взглянет иначе — не похоже ничем на прошлый год. Слезы полились, поник на грубый пол дощатой галереи кавалер и пробыл там, доколе не склоняться стал месяц; в тоске любовной о минувшем он так сложил:
«Луна… Иль нет ее?
Весна… Иль это все не та же,
не прежняя весна?
Лишь я один
все тот же, что и раньше, но…»
Так сложил он и, когда забрезжил рассвет, в слезах домой вернулся.
В давние времена жил кавалер. Под большой тайной он ходил в одно место вблизи пятой улицы восточной части города. Так как было это местом тайных посещений, то входил он не в ворота, но проникал через пролом ограды, который протоптали дети. Хоть и немного было здесь людей, но так как часты были посещения его, — хозяин заприметил и на тропе той ставил каждой ночью человека сторожить, так что кавалер хоть и ходил опять, но, свидеться не в силах, домой возвращался. И вот сложил он:
«О ты, страж заставы
на моей тропе,
неведомой людям,—
если бы каждый вечер
ты засыпал…»
Так сложил он, и, услышав это, дама очень сильно возроптала. И хозяин разрешил.
В давние времена жил кавалер. Ему трудно было встречаться со своей дамой, но все же целый год он с ней поддерживал сношения, и вот в конце концов дама согласилась, и он, ее похитив, увел с собою под покровом полной темноты. И когда шли они по берегу реки Акутагава, про росинки, что лежали поверх травы, она у кавалера спросила: «Это что?»… Но путь далек был, ночь темна — чуть ли не место демонов то было, — и гром гремел ужасно, и дождь жестоко лил, отчего и кавалер, — к счастью, оказался здесь простой сарай — туда даму, в глубь самую втолкнув; сам у дверей при входе с луком и колчаном стал, все время помышляя: «Скорей бы ночь прошла!» И его даму те демоны одним глотком и проглотили. «Ах!» — воскликнула она, но в грохоте раскатов грома он не мог ее услышать. Понемногу ночь светлела. Смотрит он… и нет той дамы, что привел с собою… В отчаянии затопал ногами кавалер, заплакал, но… делать было нечего.
«„То белый жемчуг,
или что?“ — когда спросила
у меня она,—
сказать бы мне: „роса“, и тут же
исчезнуть вместе с нею.»
В давние времена жил кавалер. Невмоготу стало ему жить в столице, и ушел он на Восток. [7]Идя вдоль побережья моря между Овари и Исэ, [8]он, глядя, как встают все в белой пене волны, так сложил:
«Все дальше за собою
страну ту оставляешь,—
и все милей она.
О, как завидно мне волнам тем,
что вспять идут.»
В давние времена жил кавалер. Тот кавалер стал думать, что больше он не нужен никому, и, сказав себе: «Не буду больше в столице я, пойду искать такое место, где мог бы жить», — уехал.
В провинции Синано видит он, как дым вздымается с вершины горы Асама, и…
«О дым, что встает
на вершине Асама
в Синано.
Не дивиться ли должен
путник далекий, видя тебя?»
С самого начала с ним ехали друзья — один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут «восемь мостов». Зовут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово „лилия“ возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил.
« Л юбимую мою в одеждах
И зящных там, в столице,
Л юбя оставил…
И думаю с тоской, насколько
Я от нее далек…»
Так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги.
Шли, шли они и вот достигли провинции Суруга. Дошли до «Яви» гор, и та тропа, идти которою им надлежало, была темна, узка ужасно, вся в зарослях. Все в замешательстве, и в мыслях: «В беду нежданно не попасть бы нам…» — И вот подвижник [9]им навстречу. «Каким образом вы здесь, на дороге этой?» — воскликнул он, и видят — знакомец их… Тогда в столицу ей — той даме — письмо кавалер с подвижником послал:
Читать дальше