На девяти высоких небесах
Благослови его святой аллах
За то, что в век его явился ты
И что на подвиг свой решился ты!
Ты совершил свой труд. Века пройдут,
Но дум твоих плоды не опадут».
Услышав шейха, я из праха встал,
Благоговейно, но без страха встал.
И руки древний шейх горé вознес
И так молитвословье произнес:
«Господь! Пока твой светлый мир цветет,
Пусть будет счастлив каждый в нем народ.
Да будет всем земля ковром услад,
Где радость, песни и плодовый сад!
Пусть на престоле мира сядет мир,
И люди все придут к нему на пир.
И в радости, в веселье заживут,
Пока не призовет их божий суд.
Пусть в мире справедливость и покой
Воздвигнут совершенные душой!»
Как книгу, шейх сложил ладони рук,
Умолк словам его вторивший круг.
Моленье добрых слышно в небесах.
Моленью добрых внемлет сам аллах.
И вновь о «Пятерице» я воззвал,
Страницу за страницей доставал,
И на землю слагал их, орося
Слезами, покровительства прося:
«Вот — порожденье сердца моего,
Росток, где новой речи торжество!
Великодушны были вы к нему,
К заветному творенью моему.
Пять книг моих… Перелистайте их
И благосклонно прочитайте их!
Пусть ваши руки их благословят,
Пусть наши внуки их усыновят!»
И поднял шейх творение мое,
Живое откровение мое;
И молвил пиру: «Милость изъяви,
Сокровищницу слов благослови!
Просящий этот — нам как младший сын,
Последний урожай моих долин.
Те, кто за ним пойдут тропою сей,
Нам будут сыновьями сыновей.
Благослови его — душой велик!
Он — верный твой мюрид и ученик».
Когда мой пир к молитве приступил,
Весь круг мужей ладони рук сложил.
Молитва та, звучавшая в тиши,
Была бальзамом для моей души.
Как кит, я выплыл к свету из пучин,
Когда они промолвили: «Омин!»
И тая, словно отблески зари,
Сказали мне: «Царя благодари».
При звуке этих слов очнулся я,
Как бы от обаянья забытья.
Увидел вновь отшельничий покой
И старца, увенчанного чалмой,
С лицом светлей небесного луча;
Тут снял он руку с моего плеча.
Я голову свою пред ним склонил,
Его стопы слезами оросил.
Меня коснувшись ласково рукой,
Участливо спросил он: «Что с тобой?»
Я отвечал ему: «О добрый друг!
Меня томит неведомый недуг!..»
И молвил он: «Был истинно велик
Прозренья твоего прекрасный миг.
Тот миг — тебя он спас, тебе помог!
Иди молись! Твоя защита — бог».
Припав к ногам духовного отца,
Я встал, покинул сень его дворца.
Я видел — цель достигнута моя,
Но пройдена долина бытия.
Свою «Хамсу» я завершить успел —
Но мир передо мною опустел…
Молюсь тому, кто вечен и велик,
Под чьей защитой цели я достиг,
Как будто у подножья трона сил, [69] Как будто у подножья трона сил. — Не нарушая мусульманский обычай не упоминать имя бога, Навои называет его, используя традиционные образные выражения.
Склонясь, страницы эти положил.
На лоно счастья ныне удалюсь,
Устрою пир, на час развеселюсь.
* * *
Эй, кравчий! Чашу счастья поднеси,
Мой мозг усталый ливнем ороси!
Чтоб ожил я, испивши чашу ту,
Как степь в благоухающем цвету!
Последним бейтам, мой певец, внемли,
Печаль души напевом утоли!
О Навои, ты все свершил, что мог,
Твои наво тебе внушил твой бог. [70] О Навои, ты все свершил, что мог, // Твои наво тебе внушил твой бог. — Наво — мелодия, напев; от этого слова образован и сам псевдоним поэта. Кроме того, Навои обыгрывает значение слова «Наво», называя свою «пятерицу» песней.
Не спи! В сиянье утренней зари
Дарующего свет благодари!
Четыре царских рода власть несли // В пределах обитаемой земли — Имеются в виду четыре иранские диуастии: легендарная династия первоцарей Пишдадидов, легендарная династия Кейанидов и исторические династии Аршакидов и Сасанидов.
Читать дальше