Фактичность – главное качество сочинения Светония. Как Плиний о каждой книге своей «Естественной истории», так и Светоний мог написать о каждой своей биографии: «собрано столько-то фактов». Понятно, что такой своеобразный материал требовал своеобразных приемов художественной обработки. Для риторических приемов, какими пользовалась традиционная историография, здесь не было места. Только раза два позволяет себе Светоний набросать широкие и эффектные картины риторическими оборотами ( Тиб ., 61; Кал ., 37, 3); обычно он пользуется более тонкими средствами. Он умеет упомянуть о единичном событии как об общем правиле (смерть убийц Цезаря, Юл ., 89; смерть дочери Сеяна, Тиб ., 61, 5); умеет допустить не сразу приметное преувеличение (плавание Цезаря к Британии, Юл ., 57; поголовная гибель узников после смерти Тиберия, Тиб ., 75); умеет из нескольких версий искусно выбрать сильнейшую (пожар Рима для него – заведомое преступление Нерона, а пожар Капитолия – дело рук Вителлия: Нер ., 38, Вит ., 15; Тацит и здесь, и в других случаях выражается осторожнее); любопытно, что смерть Тиберия он описывает в биографиях Тиберия и Калигулы по разным версиям, хотя и с оговорками. В перечислении фактов он искусной градацией добивается нарастания нужного впечатления (подготовка Цезаря к гражданской войне, Юл ., 26–28; горе народа на похоронах Цезаря, Юл ., 84; опасности, грозившие Тиберию на Родосе, Тиб ., 12; репрессии Тиберия, Тиб ., 61–62; оплакивание Германика, Кал ., 5; первоначальная популярность Калигулы, Кал ., 14 и мн. др.). Вереницу фактов он замыкает рассчитанно выбранной концовкой (так, в биографии Калигулы впечатление от действительно эффектного перечня зрелищ сводится на нет шутовскими подробностями о лугдунском состязании поэтов, а перечень талантов Калигулы завершается уничтожающей справкой: «тем не менее он не умел плавать»: Кал ., 20 и 54; ср. также концовки о том, как Калигула катался по рассыпанному золоту, и о коне-консуле, Кал. , 42 и 55). Еще более важную композиционную роль играют зачины и концовки целых биографий. Так, обзор буйств пяти поколений Домициев служит отличным прологом к буйствам Нерона, панегирический портрет Германика создает яркий контраст мрачному образу его сына Калигулы, а быстрый обзор «хороших» и «дурных» Клавдиев предвосхищает загадочное смешение добра и зла в душе Тиберия; так, биография Цезаря эффектно заканчивается роковой гибелью его убийц, концовка «Калигулы» искусным штрихом дорисовывает картину гнетущего ужаса тех лет, а в концовке «Нерона» упоминание о народной любви и памяти придает неожиданную сложность и глубину привычному образу последнего из династии Цезарей.
Даже однообразная система рубрик, избранная Светонием, не сковывает свободы его повествования. В зависимости от наличия и характера материала он то сжимает, то развертывает свои рубрики, располагает их в различной последовательности, подготавливает обдуманными переходами (см., например, Кал ., 37–38, Весп ., 9–10); нет таких двух биографий, в которых порядок рубрик был бы один и тот же. В коротких биографиях последних шести императоров, где материала у Светония было меньше, рубрикация становится менее четкой, вместо логической группировки часто появляется ассоциативная (так, например, вводится описание внешности Вителлия, Вит. , 17, 2), а в биографии Тита схема биографии почти целиком подменяется схемой панегирика. Но даже и там, где рубрики и перечни составляют основу жизнеописания, Светоний умеет избежать однообразия, искусно регулируя темп изложения: то он ограничивается беглым обзором больших событий, то, наоборот, вставляет детальные описания таких любопытных мелочей, как почерк или печать Августа; вводит то яркую подробность о силе взгляда Августа или о свисающей руке убитого Цезаря, то ученое отступление о слове puerperium или о слове libertini, то, наконец, неожиданный эпизод, описанный обстоятельно, картинно и с подлинной художественностью. Читатель заметит, как искусно контрастируют подробное с нагнетанием деталей описание блужданий и колебаний Цезаря перед Рубиконом и последующее стремительное изложение важнейших событий победоносной войны ( Юл ., 31–35). А такие развернутые картины, как убийство и погребение Цезаря или гибель Нерона (с ее драматически отчетливым членением на пять актов, от первых вестей о мятеже до последних слов умирающего императора), даже недоброжелатели Светония вынуждены отнести к лучшим страницам латинской прозы. Изложение Светония складывается из мелких черточек и фактов, как мозаичная картина, которую нужно рассматривать не вблизи, а издали: при медленном филологическом чтении они рассыпаются и теряют связь, но при обычном беглом читательском восприятии все сливается в цельный и неповторимый образ, прочно остающийся в памяти. Светоний писал не для ученых, а для массы любознательных читателей, и любознательные читатели всех эпох отнеслись к его книге благосклоннее, чем профессиональные историки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу