Гай Светоний: Жизнь двенадцати цезарей

Цель всех этих художественных приемов понятна: Светоний хочет придать изложению рельефность и выразительность, чтобы события могли говорить сами за себя. Он знает, что оценка событий тем убедительней, чем она кажется объективней, и поэтому старательно воздерживается от выражения собственных мнений. Поэтому трудно сказать что-нибудь определенное о личных воззрениях Светония. Его морализм ограничивается редкими нотами возмущения при описании императорского разврата, его религиозность сводится к почитанию древних богов и к суеверному нагромождению примет и предзнаменований. Даже его историко-политическая концепция не содержит ничего нового: лицемерный злодей Тиберий, безумец Калигула, чудак Клавдий, не знающий удержу Нерон – все эти образы уже сложились в досветониевской традиции и почти такими же выступают у Тацита и у Диона. Светоний не делал открытий, он только иллюстрировал фактами общие места, уже принятые на веру как им самим, так и его читателями. Были попытки выделить в его концепции элементы сенатской или всаднической идеологии, но результаты оказывались весьма спорными. Его взгляды – не взгляды партии, а взгляды толпы, как удачно выразился когда-то один из исследователей. Поэтому результаты его оценки предопределены заранее: они официальны и общепризнанны.

Мерилом императорских достоинств и недостатков для Светония является тот образ идеального правителя, формирование и черты которого обрисованы в другой статье. Из героев Светония ближе всего к этому образу подходили Август и Тит. Интересно отметить, что образ Цезаря и образ Августа, описанные подробнее всех других, в трактовке Светония явственно противопоставляются. Отношение к образу Цезаря в эпоху принципата было двойственным: императоры чтили его как предка и как гениального полководца и человека, но предложенное им решение политической проблемы отвергалось – здесь образцом был не Цезарь, а Август. Так поступает и Светоний: Цезарь для него – великий человек, но пагубный правитель, Август – человек с недостатками, но благодетельный правитель. Противопоставление Августа Цезарю очевидно во многих рубриках их биографий (военная политика, отношения с солдатами, дарование гражданских прав, отношение к предзнаменованиям: ср. Юл ., 24, 3; 67; 80, 2; 59; Авг ., 21, 2; 25; 40, 3; 92) и особенно ярко в описании тиранических устремлений Цезаря и республиканских идеалов Августа ( Юл ., 76–79, Авг ., 28 и 52–53). При этом в истории Августа отчетливо различается ранний период (до борьбы с Антонием), когда недостатки человека в нем преобладали над достоинствами правителя, и период зрелости, когда политическая мудрость уничтожает, умеряет или заслоняет его человеческие недостатки. Такую же эволюцию претерпевает и продолжатель традиций Августа Тит с его буйной юностью и мудрой зрелостью. Напротив, Тиберий и Домициан в изображении Светония меняются за годы своего правления не к лучшему, а к худшему, и благополучное, многообещающее начало власти скоро оборачивается жестокой тиранией ( Тиб ., 26–33–42; Дом ., 3, 2). Это внимание к задаткам и развитию качеств правителя в высшей степени характерно для эпохи Светония, когда каждый император, выбирая себе наследника для усыновления, должен был по поступкам подчиненного угадывать в нем будущего властителя. Наконец, образы Калигулы и Нерона, этих законченных воплощений деспотизма, даны уже почти вне развития, и их достоинства и недостатки собраны и разделены с логической градацией, но без хронологического разбора: «до сих пор шла речь о правителе, теперь придется говорить о чудовище» ( Кал ., 22) – это самый яркий пример того «взвешивания» порознь достоинств и недостатков, на котором держатся все светониевские оценки.

Это исходное размежевание добра и зла определяет и отношение Светония к источникам. Материал прижизненных панегириков служил ему для заполнения рубрик о добродетелях, материал посмертных поношений – для рубрик о пороках императора. Противоречия между лестью и клеветой для него не было: он не пытался искать место истины между ними – скорее наоборот, он предпочитал смягченным версиям крайние, чтобы достоинства и недостатки отчетливей противостояли друг другу. Потому-то он и прибегает с особенной охотой к такому материалу, как памфлеты Антония против Октавиана, тенденциозность которых была совершенно очевидна. Своеобразная структура сочинения Светония позволяет сделать догадку о том, каков был его метод работы с источниками. По-видимому, он, заранее выработав систему биографических рубрик, просматривал одно сочинение за другим, делая выписки для каждой рубрики и подрубрики, а потом излагал накопившийся материал в своей излюбленной форме иллюстративных перечней. Источники, пересмотренные таким образом, должны были быть очень обширны и разнородны: анналы, монографии, воспоминания, генеалогии, памфлеты, речи, письма, сенатские и городские ведомости, законы, эдикты и даже вещественные памятники, вроде того бюста Августа-младенца, который потом Светоний преподнес императору Адриану ( Авг ., 7). К сожалению, по общему обычаю античных историков, Светоний избегает прямых указаний на источники: он называет их только тогда, когда не хочет брать на себя ответственность за передаваемые сведения, или когда вопрос является спорным, или когда у него есть возможность блеснуть цитатой из интересного и труднодоступного источника, например – писем Августа. Тем не менее в ссылках он упоминает более тридцати авторов, из которых иные (Акторий Назон, Юлий Марат, Юлий Сатурнин, Аквилий Нигер) не упоминаются более никем. Подавляющее большинство этих ссылок относится к писателям времени Цезаря и Августа, упоминания о позднейших авторах единичны: чувствуется, что памятники политической борьбы конца республики были более интересным материалом для историка, чем скованная императорским режимом историография принципата. Было бы очень интересно установить степень зависимости Светония от несохранившихся сочинений сенатских историков I в. (Авфидия Басса, Сервилия Нониана, Клувия Руфа, Плиния Старшего, Фабия Рустика), к которым, в конечном счете, восходят сведения и Тацита, и Плутарха, и Диона; но все попытки в этом направлении были безрезультатны. Любопытно отметить, что Светоний нигде не пользуется Тацитом, обращаясь лишь к более старым источникам; а в одном месте он, не называя имени, спорит, по-видимому, именно с Тацитом (о стихах Нерона, Нер ., 52). Вообще, в своих редких суждениях об источниках Светоний обнаруживает здравую рассудительность: так, отрывок о месте рождения Калигулы ( Кал ., 8) остается лучшим образцом античной исторической критики.