Unknown - Искусство похищения сердец

Я чищу зубы и смотрю на одну из картин моей мамы. Пейзаж Оклендских холмов: покачивающаяся зеленая трава и деревья, словно ожившие и двигающиеся от дуновений невидимого бриза. Эта квартирка маленькая, но домашняя, похожа на ту, где я жила в детстве. Отец бросил маму, когда она была беременна, так что мы вдвоем жили на ее зарплату работающей матери-одиночки, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мы стеснены в средствах.

Я научилась у мамы трюкам, как создавать красоту и не тратить при этом деньги. У меня есть несколько живых растений в небольших горшках у окон, и я использую много ярких цветов и тканей для декорирования всего помещения. Я выплюнула зубную пасту и вернула щетку в футляр, который по форме напоминает океанскую волну. «Это мелочи», – так всегда говорила моя мама, и я воспринимала их близко к сердцу.

Любовь моей мамы продолжает жить, и я знаю, то, что сказала Нона – правда, но я скучаю по возможности слышать мамин смех и видеть ее улыбку, видеть то, как она загоралась, когда в дни бесплатных посещений бывала в городских музеях, как она часами стояла перед картинами или скульптурами.

« Посмотри на эту линию, Грэйс, как она разделяет свет на тень . – Она научила меня находить точку энергии в полотнах, где все линии, казалось, сходились и расходились. – Вот где скрыт смысл ».

Я надела пижаму и в очередной раз с восхищением посмотрела на разнообразные коллажи на стенах – картинки, которые я прикупила в Чайна-тауне или у уличных торговцев на арт-ярмарках. Мама любила искусство ради искусства, а не потому, что тот или иной предмет был известным. Она научила меня верить, что если какое-то творение меня тронуло или зацепило, то этого достаточно.

Больше всего я скучаю по тому, как наблюдала за работой мамы в гостиной, когда старая простыня была накинута на нашу мебель из комиссионного магазина, а на мамином лице, когда она рисовала, было одно выражение – сконцентрированное блаженство. Мне нравится думать, что и мое лицо выглядит так же, когда я творю. Давненько я не чувствовала вдохновения. Я была не в состоянии рисовать, с тех пор как она умерла, словно с ее утратой и из моих работ ушла радость.

Как только я залезла под одеяло, мой телефон тренькнул. Должно быть, я пропустила звонок, когда прибиралась после смены. Я хватаю его, снимаю с ночного режима и смотрю на светящийся экран.

У вас одно новое сообщение...

Я захожу на голосовую почту и нажимаю кнопку «воспроизвести», и когда я прослушиваю, мое сердце подскакивает к горлу. Это ассистент Лидии из аукционного дома!

– Мисс Беннет? Поздравляем. Пожалуйста, подъезжайте завтра к девяти утра, чтобы начать работу на новой должности.

Да!

Я прослушиваю сообщение три раза подряд, просто чтобы убедиться, что не сплю, я так широко улыбаюсь, что лицо начинает сводить. У меня получилось! После всех трудов, всех переживаний, у меня наконец-то прорыв.

Я возвращаюсь в кровать и даю волю воображению. Сначала эта стажировка, а потом – кто знает? С такой работой и достаточным практическим опытом в моем резюме, я смогу стать оценщиком или покупателем в одном из самых престижных и уважаемых аукционных домов мира. Больше не нужно будет перебиваться от зарплаты до зарплаты.

Наконец-то мои дела пойдут в гору.

ГЛАВА 3

Я рано приезжаю к большим золотым воротам «Кэррингерс» – ровно полдевятого. Никакого придурка-таксиста, никакой пробежки на каблуках, никакого растекшегося макияжа. Это мой шанс показать им, что они приняли правильное решение. Когда я подхожу ко входу, мой мобильный издает писк.

«Удачи! Срази их наповал!»

Это от моей подруги Пэйдж, соседки по комнате из Тафтса, превратившейся в подельницу. Мы не теряли связь после моего ухода, но теперь она работала в Лондоне, и наша дружба протекала по скайпу или смс. И все же, я рада ее подбадриванию.

«Спасибо! – отправила я ответ. – Мне она понадобится».

Соленый ветер океана пробирается под тонкое черное платье, но я замедляюсь перед входом, чтобы вернуть невозмутимость. Я оглядываюсь по сторонам на утреннюю суетливость толпы и задумываюсь, увижу ли вчерашнего парня с телом, как у статуй работы Микеланджело. Он должен работать где-то неподалеку, верно?

Без пятнадцати девять я открываю двери. В холле никого, кроме озирающегося долговязого мужчины в дизайнерском костюме. Он подходит ко мне, выглядя напряженным.

– Грэйс?

– Да, привет! – я протягиваю руку. – Я так рада быть здесь и очень взволнована.