...В последний момент, когда в трубке после нескольких длинных гудков раздался щелчок, меня парализовало от ужаса, что Полина обманула – дала первый пришедший на ум номер. Она презирала меня и вполне могла пойти на такое. Но, услышав спокойное «алло», я забыла о Полине.
- Лейла... – сказала я.
Трубка окаменела. Потом я услышала вздох – будто ветер коснулся степного ковыля.
- Это ты, - безучастно сказала Она.
«Ты нужна мне! Я без тебя не умею жить... Я ищу тебя в лицах, руках и звуках. Ведь ты - единственная линия ладоней моих...».
- Да, - ответила я.
- Ты хочешь мне что-то сказать?
«Только то, что я люблю тебя. Все остальное – бред, мираж, бессмыслица...»
- Все что с нами было... Это неправильно. Не так.
Ее голос с хрустом ломается, обозначая еще одним изгибом колючее крыло бумажного птеродактиля. Журавликов такими голосами не создают...
- С нами было? С нами? Детка, что-то было с тобой. Правильно, неправильно... Ты создаешь миры, ты их разрушаешь, мой маленький неопытный демиург. Позвони, когда сотворишь идеальный мир. А до тех пор тренируйся на ком-то другом. На Полине к примеру.
«При чем тут Полина?! Я люблю тебя!!! Ты стихия моя. В имени твоем моя суть».
Она ждет еще минуту, но мне нечего сказать – во мне много слов, но я не вижу нужных. Во мне раздражение, обида, злость – это не те чувства, с которыми признаются в любви. Во мне сарказм и холодная мятная насмешка. Я с силой отбрасываю от себя трубку – боюсь, что скажу что-то ужасное, что оттолкнет Ее от меня навсегда. Закрываю глаза, прижимаю к ушам ладони, стискиваю зубы – всё, я сам по себе существующий вид, отвалите все от меня, оставьте меня в покое!!! Я мысленно прокручиваю наш коротенький диалог: «Позвони, когда сотворишь идеальный мир...».
И тут я нахожу слова. Я хватаю трубку – стучат горошинами гудки, судорожно набираю номер, но Она больше не подходит к телефону. Лейла! Я знаю, что сказать: «Без тебя любой из моих миров никогда не станет идеальным».
Часть 4
Эй, кто-нибудь! Дайте на время пособие для начинающих демиургов! Я творец идеального мира для любимой женщины. Там должны быть апельсиновые деревья, белоснежные песчаные дорожки, алые розы, хрустальные озера. Там должны быть я и Она.
Бред какой-то.
Она не подходит к телефону. Иногда трубку берет Ее муж, иногда сын: «Нет, вы знаете, в данный момент ее нет дома. Передать что-нибудь?».
«Нет, спасибо, я перезвоню».
По номеру телефона я узнала Ее адрес – город (совсем недалеко от моего), улица, дом, квартира. Я могу в любой момент поехать на вокзал, прыгнуть в электричку (отправление каждые сорок минут) и через два часа сидеть на скамейке у Ее подъезда. Или, если хватит решимости, давить на кнопку дверного звонка.
Но в моем кармане нет подходящего стеклянного шара, из тех, что волшебники дарят послушным детям. Потрясешь его – и падает пушистый мягкий снег на маленькую уютную избушку со светящимся оконцем...
...
До Нового года еще полтора месяца, а прилавки магазинов, ларьки и лотки уличных торговцев вовсю пестрят елочными игрушками. У одного такого лотка я остановилась, увидев разного размера и содержания те самые пресловутые стеклянные шарики, которые дарят волшебники послушным детям. Шариками торговала толстая громкоголосая тетка в перевязанном крест-накрест пуховом платке. Тетка зябко переминалась на месте, сторожко цепляла взглядом черных глаз-бусин шедший мимо народ и зычно переговаривалась с сухонькой бабулькой, продающей шерстяные носки:
- Слышь, Андревна, у тя в носках шерсть-то, небось, нечистая? Разойдутся через неделю, и поминай, как звали!
Она раскатисто захохотала, заглушая робкие попытки Андревны защитить качество реализуемой продукции.
- Так, девушка, положьте-ка взад! – это уже мне. Я взяла один из шаров посмотреть поближе.
- Да я просто посмотреть...
Тетка забыла про старушку с носками и переключилась на меня:
- Взад, я говорю, положь! Ходят тут, товар руками трогают...
Бабуля с носками шершаво захихикала, будто оберточную бумагу смяла.
- Че лапаешь-то? Ты или бери, или мимо иди! – тетка уставилась на меня своими блестящими бусинами.
Я послушно положила шар на место. Эта тетка почему-то вдруг оказалась сильнее со своим рыночным хамством и этим панибратским тыканьем. На какой-то параллельной социальной лестнице в границах ее ареала она была на порядок выше меня в этой своей деловитой базарной хамоватости. А я, уже отходя от прилавка, подумала о том, что у этой грубой женщины наверняка есть какая-то своя правда жизни, и эта ее правда гораздо фундаментальнее и прочней зыбких очертаний моего мира. Примитивный список ее ценностей простой и четкий, как десять заповедей.
Читать дальше