User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Как соловей нестынущего сада,

Угроза Пушкину смешливая Свирель.

Я повторить готов сравненье это.

Она – угроза главному Поэту.

Пойди, сравнись сегодня, Лёва, с ней!

Ну что, не хочешь выглядеть смешней?

Она моя – моя Свирель-Петровна.

Держи перо. Пусть сердце бьётся ровно.

Тоска пришла и так же отошла,

Как голод от российского села.

Ты не страшись «железных» чудаков.

Они себя пусть вдоволь критикуют.

Они ещё не видели такую

Свирель, не признающую оков,

Ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета,

Ни вьющейся колючки за стеной,

Того так называемого Света

И одиночества. За то, что ты одной

337

Единственной пастушеской Свирелью

Прокладывала путь к семье родной,

Я наградил тебя своею трелью

И подарил её тебе одной!

Свирель моя! Она такие штуки

Порой вот в этих строчках выдаёт,

Что лишь всплеснут от удивленья руки,

И сердце отправляется в полёт.

Она стихом Цветаевой Марины

Уносит грусть на паперть прежних дней.

Она зовёт меня на именины,

Где дышится свободней и вольней.

А то Бальмонта солнечные Боги

Играют здесь, как дети на лугу,

Иль маленькие нимфы-недотроги.

Она Авророй дышит на снегу,

По-пушкински неся меня по брегу,

Мне жарко руку под накидкой жмёт,

Игривая, послушна мне и Небу,

Она то по-весеннему вздохнёт,

То замолчит, с метелью замирая,

То вдруг затянет песенку дождя –

Волшебный дар Отеческого края –

Поёт, явившись, плачет, уходя.

Свирель, мужскую рифму вспоминая,

Бросает в окна резкий Вовин стих.

И рубит ад в преддверье сна и Рая

Высоцкого заученный мотив.

Она моя великая забава –

Послушна Блоку на брегах Невы,

Как ей послушны поле и дубравы,

Как ей послушны, извините, Вы,

Читатель мой, не в меру часто строгий,

Скептически настроенный чудак!

Свирель, учтите, выдумали Боги.

Её вам не забросить на чердак.

Она висит на ели верхолазной.

Я сам её снимаю до сих пор,

Чтоб увалень, мой Дельвиг несуразный,

С тобой опять продолжить разговор

О нашей встрече под любимым Псковом,

В Михайловском, у речки голубой.

О, Сороть, Сороть! Здесь, под этим кровом,

Свободой мысли тешились с тобой!

Я сам вручаю ту Свирель старушке

Своей Арине, сидя на печи,

338

Чтоб иногда послушал сказки Пушкин,

Вдыхая дым от гаснувшей свечи.

Я ту Свирель даю и Доне Анне,

Входящей в Царскосельский тихий сад.

Ахматова. Она при Иоанне.

Он, уверяют, этой встрече рад.

Она поёт теперь стихи-молитвы,

Чтоб отвести заклятье от Руси.

Иной же стих сечёт острее бритвы.

Ну, хоть царя Петра о том спроси!

Не раз он диктовал Указ Свирели,

Роняя между строчек царский гнев,

Желая, чтобы ложь и зло сгорели.

Такое не расскажешь нараспев!

Свирель моя подвластна хулигану. –

Серёженька Есенин, ты мой друг! –

Она и тут подобна ятагану,

Когда выходит на любовный круг.

Но чаще грусть её гнетёт доныне

В есенинских берёзовых стихах.

Рукой судьбы Свирель ту грусть отринет,

Нарисовав Серёжу в облаках,

Над дымными московскими холмами

Идущего навстречу синеве

Известными России Покровами –

Подарок Неба матушке Москве

В сей юбилей*, значительный и важный.

Он освежит страницы дневника.

И стих, опять же, лёгкий и отважный,

Загадка мирового языка,

Прорвёт плотину долгого молчанья

И, вырвавшись на берег тишины,

Спасёт сердца от грусти и отчаянья,

Став достояньем Бога и страны.

Кого забыл я, вспомнив о Свирели?

Она уж не забудет никого.

В её стихах живут ручьи «Апреля»

И даже звёзды Фета самого.

И Гумилёв заглядывает в рощи,

Озвученные нежностью твоей,

Моя Свирель. И рог его не ропщет,

Забыв про Чад, жирафа, дикарей.

*Конкистадор давно в Руси витает,

По-рыцарски неся нелёгкий крест,

В боях с неправдой время коротая,

Не зная ни чужих, ни дальних мест.

339

И Авиценны царственные очи

Роняют свет на русские поля.

Моя Свирель сквозь сумрак дня и ночи

Над рубаи сиреневым хлопочет.

И слышит Ибн-Сину вновь Земля.

Он жив. Живёт с Иисусом он на Троне.

По-своему прародину любя,

Россию помня, славя и скорбя,

Её он славы в Мире не уронит.

Свирель моя, ты плачешь и смеёшься.

Ты помнишь стих классически-простой.

В дубраве ты поутру раздаёшься

И ночью дымкой нежной речи льёшься,

Вьюночек мой, прозрачно-золотой!

Я стих и штрих приемлю твой отныне.

Я рад созвездью сердца и ума.