User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

поэзии.

Именно вибрации лежат в основе любого человеческого чувства. Чем тоньше, чем

возвышеннее вибрации, тем благотворнее их воздействие на психофизическую сферу Человека.

Вот почему существует понятие, что ЛЮБОВЬ, конечно же, Любовь в самом высоком

значении, – это и есть Сам Господь!

Эта ЛЮБОВЬ и наполняет Поэзию Пушкина.

Поэтому Поэзия Пушкина САКРАЛЬНА, то есть СВЯЩЕННА. Поэзия Пушкина лечит в

буквальном смысле слова. Это эликсир от духовных недугов.

282

В наши дни в помощь доказательности целительного свойства молитвы и высокой

Поэзии явилось новое учение, основанное на действии особого аппарата, изобретённого учёным

С. Д. Кирлианом.

Известный уже в странах Мира мастер кирлианографии София Михайловна Бланк

с помощью аппарата Кирлиана убедительно показывает на основании фотографических

снимков, какую ауру содержит тот или иной объект, – будь то Человек или камень, чья-то

рукопись или книга, строки прозы или поэзии. А также показывает воздействие на

человека молитв.

Поэзия Пушкина завоёвывает Мир людей своей ЛЮБОВЬЮ, которая и есть Наш

Бог, – Бог всех людей, без различия наций и наречий.

Примечание *Сакральна –лат., то есть – священна.

Тринадцатая ГЛАВА

В СТРАНЕ, ГДЕ СОРОТЬ ГОЛУБАЯ

Глухая ночь. На полстакана кофе –

Привычный допинг на вершине лет.

Рука рисует живо тонкий профиль –

Знакомый и любимый силуэт.

Синеет Сороть. Голубеют дали.

Свисает локон ласковых берёз.

О, Пушкин, здесь когда-то Вы страдали

И разрешали вечный наш вопрос:

Где лучше, и зачем в Руси родился?

Зачем другое в жизни не дано?

А век великий над страною длился.

Он золотым назваться умудрился,

Поскольку Пушкин с веком заодно

Возводит Душу на Эльбрус сознанья

И насыщает совестью строку,

Пронзает той строкою Мирозданье,

Свирель повесив ели на суку.

Грядёт рассвет. И сумрак ночи тает.

А профилей твоих не сосчитать.

Тебя нам, Пушкин, вечно не хватает.

Твой стих звенящий – Божья Благодать!

Этот стих возник у Свирели в 1998 году. Я тогда приблизилась к теме пребывания

Пушкина в Михайловском, его родовом имении. Были перечитаны книги о «Приюте, сияньем муз

одетом».

Но время требует нового, свежего восприятия строк об этом периоде жизни Поэта,

излившихся в простор печатных изданий. И новое прикосновение к этой теме дорогого стоит!

Во-первых, я ещё раз прочувствовала, что Семён Степанович Гейченко, усилиями

которого был сохранён и воссоздан Пушкинский заповедник, – это эталон совести, избранный

Россией во исполнение высочайшего долга перед человечеством.

Во-вторых, ещё раз убедилась, что Семён Степанович был совершенно родным

Человеком по мыслям и чувствам, по восприятию Природы самому Пушкину.

И вся его деятельность в Михайловском – величайший, самозабвенный труд на уровне

сердца, радеющего за культуру Отечества. Недаром хранитель Пушкинского музея под Небом

знал, что если на окраине Михайловского окликнуть Поэта, Он тотчас отзовётся: «Иду-у-у-у-у!»

283

Дух Пушкина, по убеждению Гейченко, и сейчас живёт в этих пенатах. Вибрациями Его

стихов пропитаны здесь травы и тропинки, деревья и поляны, волны реки Сороть, ручейки и

даже Небо. И стоило мне ещё раз прикоснуться к теме Пушкиногорья, как Поэт Сам заговорил со

Свирелью.

ДУХОВНАЯ РОДОСЛОВНАЯ

Я был француз – бесспорно– в родословной

Духовной. Был я Господом рождён.

Король манер – и явно и условно,

Король строки, живой и полнокровной,

От всех условностей освобождён.

Как прадед мой арап, я жил в Париже

И видел сад на месте Тюильри.

Я так скажу: Мне то родней и ближе,

Что я своим духовным зреньем вижу.

Я как француз люблю и ненавижу,

И как звезде себе велю: «Гори!»

Да, я француз и негр, креол и русский.

Я был вождём Антильских островов.

Я предок Ра, потомок Заратустра,

Слагавший песни письменно и устно,

Хранящий Душу и менявший свой Покров.

Я жил в веках, вбирал в себя сирокко,

Зюйд-вест, норд-вест, и штормы, и пургу.

Во мне живёт недремлющее ОКО

Владыки Запада и мудрецов Востока,

Но в сердце я Россию берегу.

Во мне бушует пламенем Парижа