Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– Тебя никто не просит забывать… Это не предательство! Любовь к ней останется в твоём огромном сердце. – Белогорская правительница мягко, по-родному приложила руку к левой стороне груди Смилины. – Она никуда не денется, просто туда добавится ещё одна, места хватит. Сколько лет ты уже вдовствуешь?

– Сбилась со счёта. – Смилина скользила взглядом по стенам, и Белые горы смотрели на неё с них, запечатлённые кистью Свободы во всей их величественной, белоглавой, окрыляющей красе.

– Вот и я о том же, родная. Вот и я о том же. Выпьем ещё. – Изяслава взялась было за кувшин, но спохватилась: – А чего это мы без закуски?

Смилина устало сморщилась, махнула рукой:

– Ай…

– Нет, ну как же! – не согласилась Изяслава. – Надо. Хотя бы для приличия надо. – Она подошла к двери, выглянула, подозвала кого-то. – Эй, голубушка… Принеси-ка нам чего-нибудь съестного, да живенько.

Вскоре вошла дружинница с подносом, полным снеди.

– О, вот это – другое дело! И сразу стало веселее. – Княгиня взяла у неё поднос, кивком отпустила. – Благодарю. Ступай.

Она впилась белыми зубами в блин с солёной рыбой, а Смилине было не до еды. Хотелось напиться до бесчувствия, но наверху сидела семья, главой которой она всё ещё являлась. Стыда не оберёшься. Смилина зарычала и опрокинула в себя полную до краёв чарку, тоже отправила в рот блин.

– Правильно, сестрица, давай, кушай, – одобрительно кивнула Изяслава. – А то нахрюкаемся тут с тобой на пустой желудок-то.

– Это кто тут нахрюкаться собрался? – раздалось вдруг.

В мастерскую вошла Надежда, сверкая синими очами и лукаво, и вместе с тем грозно – горячая смесь, от которой по жилам вместе с хмелем начинал струиться ещё и весёлый, игривый жар влюблённости. С годами правнучка оружейницы стала только лучше, расцвела в полную силу. Учтиво поклонившись Смилине, она остановилась перед супругой. Изяслава сразу усилием воли сделала трезвое лицо.

– Никто не собрался, козочка моя. Мы как раз закусываем, чтобы этого не случилось, – сказала она, нежно привлекая жену к себе.

– А ну-ка, ладушка, посмотри мне в глаза. – Надежда присела к ней на колени, взяла за подбородок. – У… Да вы тут, как я посмотрю, уже… хорошие.

– И вовсе нет, моя горлинка. – Изяслава, изо всех сил стараясь смотреть непогрешимо честными, ясными глазами, поцеловала жену в плечико. – По-настоящему «хорошей», как ты выразилась, ты меня ещё не видела ни разу за всю нашу с тобой жизнь. В последний раз я хорошенечко так надралась в лоскуты, когда мы с твоей прабабушкой смешали свою кровь и стали названными сёстрами. Вон, сестрица Смилина не даст соврать… С нею мы как раз и пили.

– Было дело, – усмехнулась оружейница.

– Вот. Тогда-то я, радость моя, была такой хорошей, что меня из-за стола выносили. Сама я этого, конечно, не помню – это мне потом рассказывали. А тут у нас – пустяки. – Изяслава нежно завладела рукой супруги, чмокая унизанные кольцами пальчики. – Мы со Смилиной долго не виделись, нам надо о стольком поговорить! Давай, солнышко моё ясное, ступай… Мы тут ещё немножко побеседуем и придём. Скоро. Обещаю.

Крепкий чмок в губы – и княгиня ласково спровадила жену со своих колен. Та в дверях обернулась и очаровательно погрозила пальцем.

– Ты ж моя радость! – белозубо хохотнула ей вслед Изяслава. И добавила, обращаясь к Смилине: – Вот, сестрёнка, каково оно – без жены-то. Напьёшься ты – и даже пальчиком погрозить некому.

Ещё несколько чарок быстрыми пташками опрокинулись им в рот; Изяслава втянула ноздрями воздух, дрогнула тяжелеющими веками. Взор её уже слегка подёрнулся туманом: она начинала хмелеть.

– Ну, что? Что ты думаешь о Горлинке? – кладя руку на плечо оружейницы, решительно спросила она.

– Нейдёт она у меня и из головы, и из сердца. – Смилина уже сдалась, устало растекаясь киселём, и только локоть, которым она оперлась о верстак, кое-как поддерживал её.

– Ну, тогда будем тебя спасать, – заявила княгиня, запихивая в рот последний блин и вытирая жирные пальцы о край полотняного чехла на верстаке.

– Что это ты задумала, государыня? – Смилина насупила отягощённые хмелем брови. Каждая из них весила, как удлинённый меч.

– Весной узнаешь. Пойдём в трапезную, а то несдобровать нам. Уфф! – Изяслава потёрла руки, встряхнула головой, пытаясь взбодриться и немного протрезветь.

Слова княгини упали в сердце оружейницы, зацепились крючком. С Масленой седмицы покатились деньки блинами, задышало небо весенним духом, показались на проталинках первоцветы. Чистым покрывалом обручённой невесты сиял на солнце тающий, проседающий снег, и снились Смилине сны странные, волнующие. Обедала она теперь дома, а после всегда ложилась отдыхать на часок, чтобы потом браться за работу с новыми силами. Прикорнув так однажды, угодила она на север – прямо к сосне-бабушке, ветви которой сникли под тяжестью снега. В её родных местах уж весна расцветала, а в северных землях ещё выли вьюги, колол и давил мороз. Обняв холодный ствол, Горлинка прильнула к нему, и ветер трепал её чудесные волосы. Жаром расплавленного золота облилось сердце Смилины.