Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– Ну, вот и всё. Пора мне на отдых.

– Ты разве не будешь ужинать? – не поняв сперва, что жена имела в виду, спросила Смилина.

– Нет, ладушка, пища мне больше не нужна, – ответила Свобода с далёкой и звёздной, уже неземной ночной мудростью во взгляде.

Смысл её слов разверзнулся под ногами Смилины холодящей бездной, и пол качнулся под ними. Брови Свободы дрогнули, глаза замерцали нежным состраданием.

– Ну-ну… Родная моя, – проговорила она с поцелуем, приобняв Смилину и поддержав её. – Никто не вечен, и я не исключение. Жизнь моя была долгой и насыщенной – благодаря твоей любви и силе Лалады, которой ты со мною делилась столь щедро. Без тебя я бы никогда не сделала всего того, что успела сделать. И я благодарю тебя за всё, что ты дала мне, любовь моя. Прошу тебя, ради меня обуздай своё горе, не плачь, отнесись к этому со свойственной тебе мудростью. Я хочу унести с собою твой облик, не омрачённый сокрушением и печалью.

Она попросила устроить ей постель под яблоней – той самой, которую они вместе сажали, ожидая рождения первой дочери.

– Я хочу уснуть под нею, – сказала Свобода. – Постелите мне в саду.

Боль подступившей к порогу разлуки захлестнула Смилину высокой ледяной волной, но оружейница, внимая просьбе супруги, волевой рукой сжала этому зверю горло, чтоб не рычал и не заглушал звука последних нежных слов, которыми им предстояло обменяться.

Яблоня была не только жива – она цвела пышно, как никогда. Её душистый наряд сиял торжествующей песнью во славу весне, и закатные лучи венчали её с высоким небом светлыми узами жизни и любви.

– Яблонька наша, – ласково молвила Свобода, гладя её морщинистый ствол, немного искривившийся с годами, но могучий и полный сил. – Сколько вёсен мы под нею встретили! Она ещё будет жить, ладушка, поверь мне.

Лежанку поставили под деревом, застелили мягкой периной и пышным, как сугроб, пуховым одеялом, а в изголовье положили белоснежные подушки. Свобода, облачившись в тонкую, богато вышитую праздничную сорочку, босая прошла по дорожке к своему последнему ложу и села, осматриваясь с прощальной нежностью. Всё ей здесь было знакомо, всё любимо ею. Она распустила из сеточки косы, и они упали ей на грудь, подёрнутые паутинкой благородного серебра прожитых лет.

– Дайте мне мой свадебный венец, – попросила она.

Смилина сама поднесла жене золотой обруч с зубцами, усыпанными светло-голубыми яхонтами и прозрачным, как слеза, горным хрусталём. Солёная влага предательски защипала оружейнице глаза, и Свобода, заметив это, улыбнулась и опустила руку ей на плечо.

– Ну-ну, ладушка… Не надо. Отпусти меня не с горем, но с любовью. Так будет легче и тебе, и мне.

Она водрузила себе на голову эту сверкающую светлую корону и снова стала невестой – уже не Смилины, но самой Лалады, к которой уходила её душа. Ложась, она говорила:

– Много у Лалады жён и дочерей, и на всех хватает её бесконечной, нетленной и живительной любви. Каждая из них любима Лаладой, как первая и единственная, каждой она раскрывает объятия и дарит нежный поцелуй. Ожидает меня моя пресветлая и блистательная избранница в ослепительном наряде, сотканном из солнечных лучей, а ежели ослабеют мои ноги, подымаясь к ней по ступеням, то подхватят меня её сильные объятия и понесут, точно на крыльях. Не хмурься, ладушка, не ревнуй, – ласково добавила Свобода, мягко касаясь рук Смилины, укрывавших её одеялом. – И тебя Лалада любит, и тебя ждёт, но позже. Мы сольёмся в её Свете, снова став частицами её великой души, из которой мы и были рождены для земной жизни.

*

Рана на голове Смилины зажила, обратившись в шрам, который она носила без стыда и обиды. С болью и покаянными слезами в очах Свобода покрывала его поцелуями, а оружейница успокаивала её:

– Не тужи, ладушка, не казни себя. Ты не виновата ни в чём. Это я провинилась перед тобою. Я заслужила это.

Поиск Тиши продолжился и шёл ещё десять лет; для ускорения работы к землемерному отряду Изяславы присоединились ещё несколько дружин. На главной карте, что висела на стене в мастерской, раскинулись подземные русла, оплетавшие Белые горы так же густо, как жилки охватывают древесный листок, питая его соками. Когда стало ясно, что ещё полнее и подробнее карту уже не сделать, настала пора воплощать в жизнь замысел княгини.

– На этой ступени я попрошу о помощи тебя, мастерица Смилина, – сказала Краса, посетившая дом оружейницы и внимательно изучившая карту. – Ты лучшая в своём деле, и тебя я прошу оценить, сколько для изваяния потребуется золота и каменьев. Сколько ты скажешь, столько и будет отпущено без скупости.