ожидании скандала. Да, я позвонила Алексу. И не могла за это не получить.
— Ну и как ты тут без меня, дорогая? — спросил Шон таким тоном, что меня затрясло от
страха и наплыва дурных предчувствий.
— Ты вернулся, — решила не вестись на провокации я.
— О, я заметил. А ты уверена, что заметила? — Вот что он нес?
— Шон, о чем ты? — устало спросила я, уже не скрывая собственного раздражения.
Избежать конфликта не удастся. Он уже в худшем из возможных настроений.
— Какое печальное выражение лица, сейчас расплачусь.
— Хватит!
Он и перестал. Просто взялся за бутылку виски и, забыв обо всех правилах
приличия, сделал затяжной глоток из горла. Это было дурным знаком. Наконец, оторвавшись от
бутылки, Шон уставился на меня и продолжил:
— Ты позвонила Алексу. Какое право ты имеешь вмешиваться в мои дела, Джоанна
Конелл?! Ты правда думаешь, что без твоей помощи я остался бы без адвоката?
— Нет, но…
— Ты вызвала моих друзей. На кой хрен ты это сделала?
— Ты в своем уме? Я хотела как лучше.
— Ты хотела как лучше для тебя. Тебе было страшно, и ты вызвала подмогу, чтобы не
пришлось самой выпутываться из неприятностей? Напугала их, взбесила меня. Нахрена ты
влезла?!
— Я подумала, что раз они твои друзья, ты захочешь их поддержки. В отличие от моей.
Они не чужие и тоже замешаны в скандале по поводу Пентагона!
— А ты не думай, Джоанна, сиди и улыбайся, только это у тебя и получается!
Я задохнулась от возмущения. Это было просто вопиюще несправедливо! Он
хотел заставить меня заплакать, но вместо этого я разозлилась.
— Это неправда. Ты так не думаешь!
— Я думаю, что ты просто пустышка, Конелл. Маленькая глупая девочка, которая только о
себе и думает. Или, по-твоему, это мне было нужно, чтобы Алекс и Карина отводили от меня
нелепейшие обвинения непонятно в чем?
— Я вообще не знала, в чем тебя обвиняют, — ткнула я в него пальцем. — Когда у меня на
глазах на твоих запястьях застегивали наручники, ты мне ни слова не сказал!
— А должен был? — умиленно спросил Шон. — Разве я тебе хоть что-то вообще должен?
Уж либо сидела бы тихо, как всегда, либо собирала свои пожитки и валила отсюда, если
неймется! — А затем подошел ближе и навис надо мной. Угрожая. Подавляя. — Ты
самонадеянная идиотка. Всегда была! Посмотри. — Он одним молниеносным движением
схватил меня за затылок, заставляя встать и, одновременно, наклоняя над поверхностью
журнального столика, в которой я увидела собственное тусклое отражение. — Эти вечно
надутые губки и светлые волосы. Ты одержима внешней атрибутикой, потому что внутри
пусто. Бестолковая пустышка! Ты ничего не видела, ничего не испытывала, и потому для тебя я
самый страшный кошмар, верно? — Черт, вероятно он уже пришел не совсем трезвый.
Да уж стоя в его захвате, склонившись над стеклянным столиком, куда он может
меня в любой момент бросить, пожалуй, о страхе не поспоришь…
— Ты отвратителен! — выкрикнула я.
— Отвратителен, — хмыкнул он и сделал еще один затяжной глоток. — Знаешь, Конелл,
есть такое правило: со временем все черствеют. Если ты не в состоянии терпеть мою
отвратительность, ищи себе компанию в детском саду! Никто тебя не держит. Ты же просто
инфантильная идиотка, которая не в состоянии признать, что никакая ты не жертва. Для тебя
имеет значение только то, сколько раз тебе изменили и нагрубили. Потому что ты ребенок.
Дядя сказал, что ты плохая, и ты плачешь, дядя приласкал, и ты счастлива. Вот она суть наших
— с позволения сказать — отношений. Ты маленькая девочка со взрослыми желаниями и
доходящими до абсурда амбициями. Тебе было любопытно прыгнуть в мою постель. И ты это
сделала. Тебе было любопытно, а что еще ты можешь с меня получить? Ты заработала себе
достойное образование и более чем роскошный круг знакомств. Большего не получишь, хоть
всю жизнь болтайся в этом доме.
— Это ТЫ эмоционально застрял на уровне ребенка. Ты не в состоянии общаться с
людьми. Кто-то когда-то тебя обидел, и ты носишься со своей обидой, перекидывая ее на
каждого человека. Твоя мать умерла, верно? Джастин сказал, что она умерла, и с тех пор твоя
крыша не в порядке! — А вот это было определенно лишнее.
— Вооот даже как, — расхохотался Картер и рывком притянул меня за волосы к себе. — И
ты, верно, думаешь, что перегнешь меня своей мягкостью и добротой? Очнись, в тебе нет ни
того, ни другого. Ты не добрая и не чудесная. Ты всего лишь помнишь каждый раз, когда тебя
Читать дальше