User - i cf85044c3a33e6c4

точно мантру. Мало, мне мало… Кожей к коже, так, что ни миллиметра между нами, но все

равно не хватает?

Картер тоже не уточняет значения этих слов, то ли интерпретирует их по-своему, то ли, как

обычно, игнорирует. Его не сложно понять, навряд ли ему сейчас до слов. Я видела, как он

оцарапался рукой о тумбочку, и теперь по ней течет кровь, но не обратил внимание, пока я ее не

слизнула. Но даже такое жадное и интимное действие не помогает избавиться от чувства

опустошенности, которое мной владеет.

— Мне нужно больше, — шепчу я, изворачиваясь, пока Шон пытается поцеловать мои

губы.

— Что? Ты можешь объяснить что? — спрашивает он.

— Нет, — жалобно всхлипываю я.

Знаю, что Картер считает это женскими закидонами, но мне плевать. Спустя столько лет он

все равно навряд ли станет искать во мне закованное в броню сердце или железную волю.

Перекрасить волосы — для меня уже поступок, достойный звания героя. И, думаю, Шон это

понимает, иначе не стал бы уделять этому столько внимания. Хотя… есть у меня на сей счет

догадка: в ту самую первую нашу ночь, я тоже была не блондинкой. Может, для него мой цвет

волос — символ?

А Картер, тем временем, побирается губами к моему уху и мстительно шепчет.

— А может быть этого будет достаточно?

И, наконец, входит в меня. Пару мгновений я просто ловлю ртом воздух, изучаю потолок и

прислушиваюсь к тяжелому дыханию, обжигающему ухо, но затем он поднимается надо мной

на локтях и заглядывает в глаза. В них я вижу, что в своем окончательном безумии,

помешательстве не одинока. Но мне даже этого мало.

— Вставай, — раздается над ухом голос Шона. — В третий раз повторяю!

— Я не могу встать. — Ну да, Джоанна-нытик просыпается раньше разумной моей части.

— Слушай, я не для того полночи ублажала собственного начальника, чтобы он не засчитал

мне прогул на работе.

— Это еще кто кого ублажал.

— Склонна рассмотреть это как оскорбление! — огрызаюсь я и, опираясь о подушку, с

трудом поднимаюсь.

— Массаж понравился? — скромно так напоминают мне о том, что вчера и правда имел

место акт самопожертвования.

— Не настолько, чтобы без возражений отправиться на работу! — продолжаю я ворчать.

— Начинай возражать, а я пойду пока кофе выпью. Как закончишь — можешь

присоединиться, — сообщают мне, и для профилактики дальнейшего засыпания отбирают

одеяло. Чувствую себя… Ашером. Дьявол, если даже мне хватило наглости вышвырнуть из

квартиры собственного голого любовника, то уж Шон-то дважды точно не подумает…

Наконец, лениво спускаю ноги с кровати и, вспомнив о вчерашнем разговоре, воровато

заглядываю под кровать. Там ни розовых тапок, ни пыли. Даже у меня последней больше!

Морщусь и завидую, завидую и одеваюсь. На мне вчерашняя одежда, и я как-то не учла, что это

не могут не заметить. Черт. Прихожу на кухню Шона и с абсолютно невозмутимым видом

плюхаюсь на стул.

— Ты безжалостная зараза.

— Ну, об этом ты знала и вчера.

— Что на завтрак? Ашер мне, знаешь ли, блинчики пек, — сообщаю я как бы невзначай. Не

могу удержаться и не подколоть этим Картера.

— Знакомься, это черный кофе, а в холодильнике портится торт, который ты у меня

выпрашивала всю дорогу, а затем благополучно забыла.

О! Какая хорошая новость. Вот только, ну не козел, нет? Получишь все, что я могу тебе

дать.

Но даже завтрака не дождешься. Сижу, надувшись, и мстительно ковыряю ложкой торт. Из

самой середины! Ну а что? Весь я не съем, а в центре всего вкуснее. Разумеется, сам Шон такое

есть не станет.

— Закажи мне такси, я должна заехать домой, чтобы переодеться, — бормочу я отправляя в

рот далеко не такое приятное лакомство, как рассчитывала. Возможно, я чувствую привкус

сожалений. Прислушиваюсь к собственным ощущениям, нет, кажется, не оно.

— Зачем тебе домой? — спрашивает Шон.

— Я не собираюсь заявляться в университет в той же одежде, что и вчера, чтобы все знали,

где и с кем я провела ночь. Студенты видели, как мы уходили вместе.

— Собираешься устроить тайный секс без обязательств? Может, и правда повзрослела?

— Ну не могу же я сказать Роберту, что снова переспала с человеком, который сделал меня

инвалидом.

— А с каких пор Клегг является блюстителем твоей нравственности?

— Просто не собираюсь перечислять всем знакомым причины, по которым с тобой сплю.

— А, ясно, — сухо говорит он. — То есть слов «не твое собачье дело» тебе, как всегда, не