себе: «Мальчик наверняка погибнет», и я понимаю, что не хочу этого! Хотя шансы у него
неплохие – бестия совсем еще молодая, и двух лет ей нет… А еще - я же сказал, что у
твоего бойца есть право на выбор оружия? Или не сказал?
- Значит, договор заключен при свидетелях? – спросил я спокойно. Пларк утер тыльной
частью ладони пот со лба. Кивнул.
- Да. Двое весьма уважаемых людей из гильдии писарей случайно оказались поблизости,
и…
- Это хорошо, - перебил я, - значит, нам не придется решать возникшую проблему в
третейском суде.
- Да-да-да, - закивал Пларк, потом в его глазах мелькнуло подозрение, - какую проблему?
- Увы, - сказал я, разведя руками, - заключивший договор егерь не сможет выйти на бой.
Он сломал… руку… да, руку. Неприятно, конечно, но с егерями и не такое случается.
Пларк выпятил толстую губу и презрительно фыркнул:
- Значит, ему придется выплатить неустойку, - усмехнулся, - неприятно, конечно, но с
егерями, ты прав, и не такое случается.
- Не обязательно, - теперь пришел мой черед усмехаться, - по гильдейскому праву, гильдия
может ответить за обязательства своего члена. Вместо него на бой выйду я.
Толстяк замер с открытым ртом и на щеках его проступили бледные пятна.
- Гильдейское право? Да, может быть… но ты уверен, что он сломал руку? Ведь еще
вчера…
- Абсолютно, - твердо сказал я, - желаешь убедиться?
Пларк сглотнул, потом несмело предположил:
- Но сломанная рука не делает его неспособным исполнить договор. Вот как мы поступим:
мы примотаем одну из лап гиттона к туловищу и шансы станут равны. То есть, как бы
равны – ведь мы примотаем ему правую лапу, а молодой егерь, если я правильно понял,
сломал левую руку?
Честно говоря, я удивился – я не испытывал иллюзий насчет человеческих качеств
распорядителя гладиаторских боев, но он что, всерьез полагает, что я погоню Геза на арену
с одной рукой?
- О. Я совсем забыл, что «молодой егерь» сломал обе руки.
Пларк несколько секунд зло и беспомощно сверлил меня взглядом, потом вздохнул и
выпрямился в кресле. Щеки его снова порозовели.
- Что же, - сказал он сухо, - надо уметь признавать свое поражение. Хорошо. Плати мне
двести драхм, а я не стану идти и выяснять, насколько серьезны переломы и
действительно ли они мешают мальчику делать то, что он сам обязался делать.
Я молча покачал головой.
- Ну это уже чересчур, - Пларк повысил голос, - если у тебя нет двухсот драхм, я готов
взять расписку. Или ты собираешься сломать бедолаге обе руки из-за собственной
жадности?
- Мне кажется, ты меня не понял, досточтимый Пларк. Разве я говорил «сломаю»? Я
говорил – «сломаны». Так что ничего платить я не буду. А если ты желаешь расторгнуть
договор, то так и быть – неустойку я с тебя требовать не буду. Просто верни те тридцать
драхм, что ты взял у Геза.
- Ну нет! – Пларк хлопнул мясистым кулаком по ладони, и его обширные телеса
возмущенно затряслись, - это уже выходит за все границы! Неслыханно!
Я пожал плечами.
- Как хочешь. Когда бой? Завтра? Не беспокойся об оружии, я принесу свою дагату. Ведь
по условиям договора могу сам выбирать оружие.
С этими словами я повернулся и направился к двери.
- Стой, - с отвращением сказал мне в спину Пларк, - будь ты проклят.
Еще бы! Пларк достаточно хорошо знал свое дело, чтобы понять, к чему я упомянул
именно дагату. Пожалуй, её длинное тонкое лезвие было единственным способом
упокоить гиттона одним-единственным быстрым движением – вогнав её бестии в глаз на
всю длину. Со взрослым гиттоном это бы не прокатило, не факт, что и со щенком
получится – если вспомнить про привычку гиттонов постоянно мотать головой и про то,
какие маленькие глаза у них глаза. Да, с первого удара может и не получиться, но вот чего
не получится точно, так это красивого боя – такого, который пополнит кошелек
распорядителя. На арене нужно убивать красиво. А мы этого не умеем. Егеря всю жизнь
учатся убивать эффективно, а не эффектно. Привычки к картинным позам и лишним
движениям из егерей выбиваются хорошими подзатыльниками в первые же тренировки.
Я обернулся.
- Чтобы я еще раз с вами, егерями, связался, - проворчал Пларк, доставая кошель.
Высыпал из него на ладонь несколько монет, потом вдруг наморщил лоб и задумался.
- Я верну тебе не тридцать, а пятьдесят драхм, - сказал он, криво ухмыльнулся, и ссыпал
деньги обратно в кошель, - если мои бестии тебя не удивят. А вот если окажется, что
Читать дальше