Андрей Имранов - Цитадель души моей

- Зачем?

- Что? – Гез смотрит на меня непонимающе.

- Деньги тебе зачем?

- Ну… нужны, - уж не знаю, как ему это удается, но Гез краснеет еще сильнее.

- Дурак! – я отвешиваю ему подзатыльник. Не сдерживаясь, отвешиваю – от души. Гез

летит на землю, вскакивает. Лицо у него злое и растерянное одновременно. Идущие по

улице прохожие бросают на нас косые взгляды и ускоряют шаг.

- С кем из распорядителей о бое договорился?

- А зачем тебе? С кем надо!

- С кем?! – рычу я. Правую мою руку он блокирует локтем, но ладонь при этом у него

оказывается прямо перед глазами и мою левую руку он просто не видит. А зря. Ох и

фингал у него будет завтра – на пол-морды. У него рожа и так подраспухшая, но, думаю,

разницу он уже почувствовал – чем профессионал от любителя отличается.

- С кем?!!!!

- С Пларком! – он снова вскакивает, но теперь предусмотрительно держится подальше от

меня, - Шелест, ты чего? Мне никто не говорил, что я не могу в боях участвовать! И что

такого? Ведь однажды мне придется в лесу с бестией повстречаться и там тебя поблизости

может и не оказаться.

- Залог оставил?

- Тридцать драхм…

- Вдвойне дурак.

- Он пятьдесят просил, но у меня столько не было.

- С Пларком я поговорю. Вернет он тебе деньги.

Гез наклоняет голову, прищуривается. Морщится недовольно, скулу щупает.

- А я не хочу, - твердо и даже с вызовом говорит он, - не хочу, чтобы ты забирал у него мои

деньги. Потому что это – мое решение. Я хочу драться с гиттоном. И буду с ним драться.

Ты мне не отец, и не можешь запретить мне распоряжаться своей жизнью так, как я захочу.

Вот как? Волчонок показывает зубки. Давно пора, а то как он сегодня расклеился, так я уж

беспокоиться начал – выйдет ли из него толк вообще.

- Ну что ж. Возможно, ты прав. Послушай меня, что я скажу, а потом – если потом ты не

изменишь своего решения – иди, дерись. Я не стану тебя удерживать – потому что если ты

все же пойдешь на арену, это будет означать, что из тебя все равно никакого толку бы не

вышло. Значит, и жалеть нечего.

Вздрагивает слегка Гез – хорошо я его зацепил – хмурится, проблеск мысли в глазах

появился. А мне того и надо – сбить с него этот раж, который он сам же себе и нагнал.

- Скажи-ка мне для начала, с чего ты решил, что гиттоны – самые слабые из бестий?

- Да ты сам говорил!

- Я?!

- Да, ты! Когда вы в Ганнек собирались, ты мне сказал, что на гиттонов самым меньшим

числом идут. Что на урсов – с двойным перевесом, на вергов – с полуторным, а на

гиттонов наоборот – вдвое меньшим числом… - и добавляет негромко, но с обидой - сам

же говорил…

- Говорил и повторю. Вот только что урсы, что верги – поодиночке не дерутся. Так что тут

всё просто: когда с одной стороны стая вержья в десяток рыл, с другой стороны – три

скриттуры егерей, то силы примерно равные. А вот гиттоны на бой самое большее парой

идут. Против каковой пары весь наш сквад, на чистку посланный, и выходит. Да вот тот же

Ганнек, когда гнездо в восемнадцать рыл мы вдесятером чистили. Вот только ни разу не

было, чтобы против нас десятерых больше чем две бестии за раз выходило. То есть,

пятикратный перевес у нас получался. Думаешь, спроста?

- Но ведь… почему же все говорят, что гиттонов бить всего безопаснее?

- Потому что так и есть.

- Но… но… ты же сам только что… - непонимание у Геза на лице написано, и обида

жгучая в уголках глаз копится – кажется ему, что издеваюсь я над ним.

Я вздохнул.

- Смотри. Вот те же полтораста егерей на сотню вергов – обычно для победы достаточно.

Только совсем это не значит, что после такой драки все сто пятьдесят егерей с победными

песнями в казармы вернутся. Самое малое человек пять из них поедут обратно в

волокуше, рогожей накрытые, и то – до ближайшего кладбища. Повторю – самое малое –

удачной такая чистка у нас считается. Идя против вергов – да неважно какими силами и

каким перевесом – никогда ты не знаешь, сколько твоих товарищей домой вернётся и

вернётся ли вообще. С гиттонами не так. Предсказуемы они и про стратегию слыхом не

слыхивали. А впятером на одного мы выходим, потому как они выносливей и живучей

любого человека вдесятеро. Двое бьются, трое отдыхают. Один на один против гиттона, да

когда еще и сбежать некуда – для неопытного бойца верная смерть. Он измотает тебя так,

что ты на ногах стоять не сможешь, потом убьет. А может, и раньше – как только ты