На лещей мы начали ездить только этим летом, до сих пор брат карасей ловил на закидуху — граммов по сто-двести, их он называет карасищами...
— Тебе, может, подсачек дать? — спрашиваю.
— Не надо мне твой подсачек. Я его рукой возьму. Вот так вот... Ты лучше за своей катушкой смотри, — отвечает он.
Молчу...
Где-то в два часа ночи брат обрадованно шепчет:
— Есть. И приличный, как поросенок.
И руками машет — леску вытягивает.
— Ты хоть леску в воду опускай, «бороду» сделаешь, до рассвета не распутаешь, — говорю.
— Обойдусь и без твоих советов, рыбачок...
Метрах в двадцати от лодки появляется волна — это брат рыбину тянет. И действительно, это его вечер, и ночь его... Огромного леща тащит. И чем ближе к лодке, тем больше тревожится лещ, близкую беду чует — «разгуливать» начинает слева направо... Но ведь и брат не промах, тащит и тащит леща, бормоча одно и то же, как пьяный:
— Хор-роший лещ! Такого я еще не тянул. Хор-рошиий.
— Подсачек дать? — спрашиваю.
— Не нужно. Я его из воды поднимать не буду. В воде возьму, вот так, рукой.
Брат нагибается к борту лодки, тянет руку к голове огромного, килограмма на три, леща.
А тем временем лещ, увидев руку брата, понимает, что к нему не просто пальцы тянутся, а смерть приближается из иного мира. Он резко разворачивается гибким телом, легонько, словно гнилую нитку, обрывает поводок с леской и исчезает — возвращается к своей лещихе, без которой не представляет жизни...
Открыв рот, брат так и застыл с протянутой к воде рукой — хоть с него памятник ваяй, в центре города выставляй и выбивай надпись: «Рыбак, леща проворонивший... »
На брата смотрю, в глаза его. Они у него теперь, как у того подлещика, которого недавно из воды вытаскивал, — круглые-круглые... И — немигающие, конечно же...
И вот, наконец, говорю о том, о чем до сих пор молчал, терпел:
— Ну что, довыпендривался?.. Подса-ачек ему не надо... Руко-ой возьму, — сладеньким голоском передразниваю. — Тебе не лещей ловить, а карасей болотных на закидуху таскать... Тебе только ершей сопливых ловить, на них ты спец. Ду-урила!..
Брат вздыхает, потом выдыхает из себя воздух и как-то, до сих пор не слышал ни разу, тихо, жалобно выводит:
— Хороший был лещ. Килограммов пять, не меньше. Такой поводок оборвать — запросто! Никогда бы не подумал, что у него такая силища...
Я сидел на стуле и, хотя глаза были закрыты, все видел...
Этот вечер не твой,
Эта ночь не моя...
8
... И спросил я у Лупоглазого о самом главном, что тревожило, не давало покоя:
— А вы как относитесь к смерти?
Думал, что он снова лапкой махнет и об очередном этапе развития начнет рассказывать. Но — нет... Уставился на меня молча, видимо, думал, как бы подоходчивее втолковать.
И вдруг начал:
— Чтобы представлять, что такое смерть, нужно хорошо знать, что такое жизнь. Вот скажи, что есть жизнь?
Недаром долго молчал Лупоглазый. Хотя я человек и умный, но от неожиданности руками развел:
— Как тебе сказать... О какой жизни ты спрашиваешь?
— О вашей, конечно, земной.
Сразу же мне представилась Земля, покрытая дымкой облаков. Неторопливо вращается она вокруг своей наклонной оси и кружится вокруг своего целебного светила. И попытался я представить не человеческую жизнь, а эту уйму неимоверно подвижного и неподвижного, крикливого и безголосого, крошечного, что только через микроскоп увидишь, а также — огромного, гоняющегося друг за другом, живущего только за счет другого, сплетенного друг с другом и переходящего из одного в другое, появляющегося из безвестности, погибающего и мгновенно восстанавливающегося...
И как же ему, Лупоглазому, рассказать об этой тайне и загадке, что всю Землю пронизывают, начиная с глубин морских и заканчивая небесными высями?..
Я умолк ненадолго, но Лупоглазый начал мне наводочки делать:
— Ваши великие пророки и предсказатели говорили...
— А, знаю, о ком ты... Нострадамус и баба Ванга...
— Да не-ет... — перебил меня Лупоглазый. — У вас были другие, те, которые о деньгах и прибыли писали. Когда-то Маркс и Энгельс все предсказали.
Я смотрел на него, вытаращив глаза. Сказал только:
— У нас же их, как ты говоришь, на историческую свалку выбросили.
— Напрасно, напрасно... Еще не раз вы будете вытаскивать их из той свалки. Так вот, один из них сказал, что жизнь — способ существования белковых тел, борьба за выживание правит всем... Ты знаешь об этом?
— Учили раньше, — проговорил я, прижатый фактами. — Но это было давно. Сейчас у нас столько новостей в стоканальным телевизоре, в том же интернете столько разных мнений, что и не знаешь, кто кем правит.
Читать дальше