w - Vasilyev Boris Lyubi Rossiyu V Nepogodu

предусматривает ни размышлений, ни выбора: коли ты родился русским, так

это и есть твой партийный билет. Именно поэтому Герцен и сказал как-то,

что «национализм – последнее убежище негодяев.

Так постепенно после войны начал разрушаться тонкий, но все же

сохранявшийся пласт русской культуры. Тому способствовало и то

обстоятельство, что огромные потери нашей армии вынудили руководство

снизить образовательный ценз в военных училищах, который до войны был

3

на уровне 9 классного образования. Его сделали 7 летним, и в армию в

огромном количестве пошли юноши из села. Они были мужественными,

преданными и отважными воинами, но но отнюдь не воспитателями, а армия

после окончания войны требовала нового подхода хотя бы по перечисленным

выше причинам. Это прошло мимо офицерского состава, в армии стала

процветать дедовщина,уклонение от службы, кулачная дисциплина и – как

результат – армия, которой гордились, стала пугающе чужой для более или

менее интеллигентных юношей. К чему это привело, известно каждому:

девичьи глазки отвернулись от офицеров, а вместе с ними отвернулась и

народная любовь.

Последним этом ряду следует поставить дискредитацию боевых

наград. Она началась с невероятной любви Брежнева к орденам, который

получил все высшие награды, в том числе и орден Победы, хотя никогда не

являлся боевым офицером. А закончилась раздачей особо уважаемого

фронтовиками ордена Отечественной Войны, статус которой непременно

предусматривал непосредственное участие в боевых действиях, всем подряд

участникам войны, которые служили в армии. Просто служили, и все. И более

от них ничего не требовалось.

Затем начался период войн, странных своей необязательностью и

бессмысленностью. Сначала мы развязали войну в Афганистане, исходя из

каких-то геополитических соображений, в результате чего, растеряв и

покалечив целое поколение, так ничего и не добились, если, конечно, не

считать движения талибов, которое переросло в движение террористическое.

Затем мы – дважды! – ринулись усмирять Чеченскую республику (это

называлось в первый раз «Наведением Конституционного порядка», а во

второй – «Борьбой с незаконными бандформированиями»). Усмиряем и до сей

поры, и неизвестно, сколько времени будем еще заниматься этим.

Так сокрушались остатки нашей нравственности, в которую включается

и понятие родной истории.

А причем же здесь город - Герой Смоленск?..

При том, что захлебнулся он в мутных потоках лжи, террора,

бессмыслицы и общей для всей сегодняшней России равнодушной

безнравственности, существующей на уголовном принципе «Умри ты

сегодня, а я – завтра».

Мне повезло. Я застал Смоленск еще тем провинциальным

центром вежливости и внутреннего достоинства, общего дружелюбия и

интернационализма, старых форм и старого содержания, соответствующего

4

этим формам. И мне просто необходимо рассказать и каким он был, и каким

он стал. И здесь мало одной истории, хотя без нее, увы, не обойтись.

С нее и начнем.

Я не знаю в России ни одного древнего города, в названии которого так

точно отражалось бы и основное занятие его жителей, и аромат его сосновых

боров, и сам смысл основания этого города на Великом торговом пути «Из

Варяг в Греки»., кроме моего родного Смоленска. После долгих мучительных

волоков здесь смолились суда, здесь перегружались они на более крупные

(учаны), здесь располагались склады и здесь же отдыхали купцы и кормчие.

Удобная гавань располагалась в устье притока Днепра Смядыни,

исчезнувшей еще в конце 19 века. Тогда на месте ее впадения в Днепр стояла

часовенка, отмечавшая место убийства князя Глеба.

Может быть, я бы не писал с таким трепетом о древнем Смоленске,

если бы не родился в нем на Покровской горе. Место рождения занимает

совершенно особое, ни с чем более несравнимое значение в становлении

человека, и я свято убежден, что не стал бы писателем, если бы в нем не

родился.

Ну, кто встречал отца внизу, у калитки, когда он возвращался со службы

вместе с ординарцем? Ординарец слезал с седла, сажал меня в свое седло и

вел коня под уздцы

Наверх, к маленькому, на три комнаты домику в середине Покровской

горы? Кто вместе с ним ходил вечером за водой к раздаточной колонке, где

воду раздавали по талонам? Он брал три ведра и коромысло, а дойдя до