Камиль Зиганшин - Скитники

Щедрость ротмистра была понятна. Обоз отстал от отряда из-за его вороной в серых яблоках кобылы Фроси – та ожеребилась прямо на марше. А полковник Степанов еще в Охотске всех предупредил: «Брюхатых лошадей в поход не брать». А как оставишь боевую подругу чужим людям в столь ответственный момент? Седьмой год служила она ему верой и правдой и ни разу не подвела! Сосунка пристроили на кошме между ящиков с патронами.

Охотск – патриарх русских городов на Дальнем Востоке. В прошлом – отправной пункт всех тихоокеанских экспедиций. Заложен в 1649 году. Отсюда уходили мореплаватели на Аляску, Чукотку, Русскую Калифорнию, Командорские, Курильские и Алеутские острова. Как порт был неудачным местом из-за отсутствия глубокой, закрытой бухты. Поэтому в 1846 году порт – факторию Российско-Американской компании – перенесли в г. Аян, где был защищенный залив («аян» в переводе с якутского – путь).

Передней подводой правил здоровущий бородач – Иван Дубов. На нем шинель Забайкальского казачьего войска с желтыми погонами, туго перетянутая ремнями, на боку шашка, на лобастой голове – темно-зеленая фуражка с желтым околышком. Черная борода такая пышная и дремучая, что в ней, на зависть даже зрелым мужикам, тонули не только губы, но и глаза. Этот двадцативосьмилетний казак обладал такой недюжинной силой, что в рукопашном бою штыком и прикладом уложил четверых германских солдат и, взвалив на себя трофей, тяжеленный станковый пулемет, принес его в свои окопы, за что и получил медаль Святого Георгия, которой очень гордился и никогда не снимал.

Рядом с ним, положив драгунку на колени, сидел рябоватый, пухлощекий Федот Шалый – рослый, но помельче в кости односелец. Бравый казак, тоже с бородой, но пожиже, с вихрастым белобрысым чубом, упрямо выбивавшимся из-под щегольски сдвинутой набекрень фуражки с треснувшим козырьком. Что-то подкупающее было в его хитровато-задорной улыбке, открытом взгляде. Оба потомки семейских староверов – первых переселенцев на мерзлые земли Восточной Сибири. Их предки уже больше двух веков жили в этих краях.

Глухая, непроходимая тайга, перекрывавшая путь из матерых российских земель к Тихому океану на протяжении шести тысяч верст, и могучие, косматые хребты, увенчанные снежными пиками, вздымавшимися до самых небес, делали эти земли почти недоступными. Но перед упорством и выносливостью казаков, неудержимо торивших дороги на восток, ни горы, ни чащобная тайга не могли устоять. Они даже умудрялись волоком перетаскивать тяжеленные струги через горные перевалы. Прокладывали по берегам рек дороги. И гордость за ширящееся отечество была для бесстрашных землепроходцев практически единственной наградой за неимоверные испытания, которые выпали на их долю в те давние времена на пути к Ламскому морю. Дюжий и смелый это народ – казаки!

– Что за дорога!? Навроде нашей нонешней жизни: разбитая и покалеченная, – бубнил в бороду Дубов, сворачивая цигарку.

– Это ты, Вань, верно подметил… Дай дымнуть! Мстится мне, что в пятнадцатом году тракт куда лучше был.

– Ты-то откель знаешь?

– Мобилизованных в Охотск дважды к пароходам сопровождал, да и мой дед, что на Караульном начальствовал, сказывал, – ответил Федот, то и дело настороженно поглядывая на грузные, хмаристые тучи, толпившиеся над хребтами. – Коли дождь сызнова затеется, худо нам придется, – добавил он с тяжелым вздохом и, медленно вобрав через нос воздух, остро пахнущий кисловатым конским потом, с блаженством промычал: – Хорошо-то как! – И, соскочив с козел, зашагал рядом с подводой, разминая затекшие ноги. И непонятным осталось – что же хорошо-то?

Тракт, пролегавший по хребтине бокового увала, уперся в скат отрога, покрытого гранитными развалами, и стал спускаться вдоль ключа. По нему обоз должен был выйти на обширную падь, где до 1906 года располагался казачий пост «Караульный камень» с постоялым двором – желанным и гостеприимным приютом для проезжавших здесь путников. Назвали его так, по всей видимости, оттого, что пост прилепился к щербатому утесу, по бокам которого торчали, будто часовые, каменные останцы. В XVII – XVIII веках, когда Охотск был опорной базой всех экспедиций по Дальнему Востоку и в Северную Америку, в нем вовсю кипела придорожная жизнь. Сейчас же там было тихо и безлюдно.

Дальше высились громады черных хребтов, похожих на застывший вал перезревших грозовых туч. Дубов глядел на них без тревоги. Даже напротив – с интересом. Его волновали и манили таящиеся за ними пространства. Хотелось, забыв обо всем, стать птицей и улететь туда, сесть на вершину самого высокого пика и, охватив взором бугристые швы хребтов, узорчатую вязь долин, разом увидеть то, что скрыто от медленно ползущего по лесу обоза.