Камиль Зиганшин - Скитники

Офицеров потрясла неожиданная, трагическая гибель товарища, да еще случившаяся сразу после того, как он замыслил похитить сокровища деда.

– Смерть мичмана и нам укор и наука, – сказал ротмистр.

– А мне по-человечески жаль Темного – офицер он был храбрейший, да и человек, согласитесь, неплохой. А что мысли? Мало ли какие мысли в голову приходят, – заступился есаул Суворов.

– Не согласен. Не причиняй зла никому даже в мыслях – это закон жизни, – возразил ротмистр Пастухов.

– Мой батюшка по этому поводу так говорил: «Кто на добро содеянное учинит зло, тому вековечно на огненной скамье корчиться»,– добавил юнкер Хлебников.

Чтобы трагедия не повторилась, Лешак с есаулом прошли по звериным тропам и длинным посохом рассторожили все установленные мичманом самострелы. К счастью, тот возле каждого сделал на стволах двусторонние затесы.

Офицеры тем временем готовились к похоронам. По предложению юнкера прибрались в заброшенной молельне: помыли пол, стены, протерли божницу. Выгребая из углов хлам, нашли восьмиконечный наперсный крест, отлитый из серебра, с цветными каменьями по краю, сияющими как маленькие солнышки. Его помыли в щелоке, натерли до блеска и положили на аналой.

На третий день справили панихиду по убиенному и предали тело земле.

По завершении сорокоуста по предложению набожного Антона Хлебникова и далее продолжили собираться на вечерние службы. Постепенно эти службы прочно вошли в их полную забот жизнь.

После утренней трапезы принимались за хозяйственные дела. Сначала подремонтировали и отмыли саму трапезную, следом келарню. Поскольку кое-где протекала крыша, перекрыли ее. Навели, как заведено у военных, образцовый порядок на всей, местами сильно заросшей, территории монастыря. Все теперь радовало взор своей ухоженностью. И офицеры время от времени стали поговаривать о том, что этот оторванный от мира благодатный монастырь давно нуждается в хозяевах, которые вдохнут в него новую жизнь. Поэтому никто не удивился, когда Хлебников, завершая вечерню, сказал:

– Друзья, я полагаю, что, потопив струг, Господь спас наши души. Лично я решил, что мое место в монастыре. Согласитесь, господа, будет обидно, если он в полный упадок придет. Ведь здесь для жизни и работы идеальные условия. Добротные здания, земля и леса богатые. Какой смысл ехать куда-то и на пустом месте начинать?

– Кораблекрушение, монастырь, гибель мичмана – все это, похоже, не случайности, а подсказки, толчки к принятию решения, – как бы рассуждая сам с собой, проговорил ротмистр. – Может, и впрямь не стоит рваться куда-то на чужбину – кто знает, как она встретит?

– Господа, а что если нам создать здесь сельхозартель и монастырь вместе возродить? Место намоленное, Господь явно покровительствует ему. За столько лет ничто не порушено, внутри все в целости-сохранности. Сохи есть, зерна в клетях до сих пор полно. Займемся землепашеством. Школу-интернат для тунгусских детей откроем, к православию их приобщим, – размечтался есаул Суворов.

– А что, господа, может, по тайге бродит еще кто вроде нас. Им тоже нужна обитель, где приклонить голову, – сказал ротмистр.

– О чем вы говорите! Планы-то у нас иные были. Не слишком ли быстро меняем? – возмутились братья Овечкины.

– А что, у вас есть альтернативное предложение? Какое? Вернуться в гарнизон? Что нас там ждет, кроме общего дома в глухой тайге? А здесь высокая цель, можно сказать – духовная миссия. Коль не получилось защитить Отечество, так Богу послужим, – отпарировал есаул.

– Как самый младший среди вас,– опять заговорил юнкер,– я, конечно, не могу указывать. Каждый сам должен принять решение. Неволить в этом деле нельзя. Но не следует забывать, что мы сила до тех пор, пока мы вместе. Думайте! Я решение принял – остаюсь!

После недолгого молчания есаул пророкотал:

– Я с вами, юнкер.

Штабс-капитан резко поднялся:

– А чего тут раздумывать. Иных вариантов-то нет.

– Пожалуй, и мы останемся, – неожиданно дружно присоединились близнецы, разом откидывая со лба отросшие пряди.

По лицу Лешака пробежала улыбка – его это решение устраивало больше всех.