Она убирает свою руку ото рта и слегка пожимает плечами.
– Потому что была смущена. Я имею в виду, что он был нашим учителем и носил тот вульгарный парик, похожий на дохлую кошку.
– О, Боже мой, я забыл про парик, – я корчу рожу. – Ладно, я не поклонник твоей матери, но она и правда не высокого мнения о себе, учитывая, что встречалась с ним.
– У меня, своего рода, такая же точка зрения. Она всегда встречалась с этими чуваками, потому что была в отчаянии и не хотела быть одна. Потом они разбивали ее сердце, и она разваливалась на части, пока не встречала кого–то нового, а затем пыталась исправиться. По крайней мере, такой она была. Потом она начала встречаться с наркоманами и все время была под кайфом, – она вздыхает, ее плечи съеживаются. – Я не хочу стать как она. Действительно, не хочу.
Я изумленно смотрю на нее.
– Подожди, ты думаешь, что станешь такой, как твоя мать?
Она поднимает плечо.
– Иногда, мне интересно, буду ли я такой. А потом я начала работать в том месте, где когда–то работала она ... а потом все эти вещи с тобой ... – она затихает, смотря в окно.
– Что за «все эти вещи» со мной? – тихо спрашиваю я, сердце колотится у меня в груди.
Ее плечи поднимаются и опускаются, делает вдох и выдох. Затем она поворачивает голову в мою сторону. Ее глаза блестят от слез, излучая страх.
– Ты всегда заботился обо мне, а я всегда любила это больше, чем хотела признать. Я помню то время, когда мне было четырнадцать, и ты приехал и забрал меня из моего дома. Когда ты обхватил меня своей рукой: за всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя в большей безопасности. И когда ты дал мне обещание... Я так сильно этого хотела. Но желать чего–то подобного от кого–то другого... становиться настолько поглощенной кем–то... Это раз за разом разрушает мою мать. Она никогда не была в состоянии справиться с одиночеством, пока не была под кайфом или пьяной... Мне бы хотелось сказать, что со мной будет все в порядке, если ты оставишь меня, но даже просто мысль о том, что ты уйдешь, заставляет мое сердце болеть, – в конце она яростно дышит, как будто ее слова потрясли ее до смерти.
Моя реакция отражает ее собственную. Никогда, я не представлял себе, она чувствует ко мне то же самое, что и я к ней. Я не имел чертового понятия, как справиться с ее страхом. И все это потому, что она думает, будто я разобью ей сердце, и она, в конечном итоге, станет, как ее мать.
– Хочешь знать, когда я впервые понял, что ты мне нравишься больше, чем друг? – спрашиваю я, а затем задерживаю дыхание, опасаясь, что она скажет «нет».
Она колеблется, кажется, до скончания времен, прежде чем неуверенно кивнуть.
– Когда я вернулся из той поездки в Париж, когда я подарил тебе снежный шар, – у меня ощущение, словно я вырезаю свое сердце, протягиваю ей, и надеюсь, что она его примет, что кажется действительно отвратительно, когда я задумываюсь об этом. – Ты выглядела настолько по–другому, и я заметил это. Я думал, что это просто странность, после разлуки на протяжении трех месяцев, и я, правда, скучал по тебе. Но когда Леви, тот парень, с которым я иногда тусовался, подошел и спросил, – есть ли у тебя парень, – я сильно приревновал и сказал ему, что он у тебя есть.
– Ты так сделал? – удивлённо спрашивает она.
Я киваю.
– Абсолютно точно сделал. Затем я почувствовал себя плохо, потому что ты так сильно мне доверяла, а я никогда не хотел рушить это доверие. Поэтому я рассказал тебе об этом во время ланча. Потом Винтер начала тебя дразнить, что ты запала на кого–то еще, и я подумал (ну, надеялся) что это я. Когда я узнал, что это было не так, то мое сердце было немного раздавлено.
Она поднимает брови.
– Твое сердце было раздавлено, когда тебе было четырнадцать лет?
Я киваю, протянув руку, и обхватываю ее в щеку.
– Так и было. И когда мне было пятнадцать лет. И шестнадцать. И семнадцать. И восемнадцать. И неделю назад. День назад. Каждый раз, когда мне напоминали, что я не могу быть с тобой так, как этого хочу. Никогда мое сердце не было так сильно разбито, как тогда, когда я увидел, что ты разваливаешься из–за чувства вины, которое никогда не должна была испытывать. Меня убивает когда я вижу, что тебе очень больно. И я бы никогда, никогда не сделал ничего такого, что причинило бы тебе такую же боль, и не важно, думаешь ты так, или нет, – я глажу пальцем ее скулу. – И веришь ты мне, или нет, я знаю, что ты никогда не превратишься в свою маму. Твое сердце было раздавлено ею и твоим отцом, и все равно ты заботилась о матери каждый проклятый раз, когда она разваливалась на части.
Читать дальше