Все сейчас изменилось. Современная церковь часто имеет слабый, плохо слышный голос с неопределенным звуком. Она часто с усердием поддерживает статус-кво. Властей сейчас не беспокоит присутствие церкви; их удовлетворяет молчаливое, а часто и высказываемое вслух согласие церкви с тем, что творится в обществе.
Но суд Божий лежит на церкви более, чем когда-либо. Если сегодня церковь не возродит жертвенный дух ранней церкви, она потеряет свой подлинный голос, предаст верность миллионов и будет распущена как бесполезный общественный клуб, не имеющий никакого значения для двадцатого века. Я каждый день встречаю молодых людей, чье разочарование церковью доходит до прямого отвращения.
Может быть, я опять настроен слишком оптимистически. Так ли уж неразрывно организованная религия связана со статус-кво, чтобы помешать спасти наш народ и весь мир? Возможно, я должен обратить свою веру к внутренней духовной церкви, церкви внутри церкви как истинной ecclesia и надежде мира. Но я опять благодарю Бога за то, что некоторые благородные души из рядов организованной религии вырвались на свободу из парализующих цепей конформизма и присоединились к нам, и стали активными участниками борьбы за свободу. Они оставили свои конгрегации, где находились в полной безопасности, и вместе с нами прошли по улицам Олбани, штат Джорджия. Они шагали по дорогам Юга, участвуя в рискованных рейдах свободы. Да, и пошли вместе с нами в тюрьму. Некоторые были изгнаны из своих церквей, лишились поддержки епископов и собратьев-проповедников. Но они действовали, полные веры, что лучше потерпеть поражение за правое дело, чем победить в дурном. Их свидетельство стало той духовной солью, которая сохраняла истинное значение Евангелия в эти беспокойные времена. Они прокладывали туннель надежды в темной горе разочарования.
Я надеюсь, что церковь как единое целое ответит на вызов, брошенный в этот решающий час. Но даже если церковь не выступит в поддержку справедливости, я не буду отчаиваться в будущем. У меня нет страха перед последствиями нашей борьбы в Бирмингеме, даже если в настоящее время мотивы нашей борьбы остаются непонятыми. Мы добьемся свободы в Бирмингеме и по всей стране, потому что цель Америки — свобода. И как бы нас ни оскорбляли и ни осмеивали, судьба наша связана с судьбой Америки. Еще до того как Отцы-пилигримы высадились в Плимуте, мы уже были здесь. До того как перо Джефферсона вывело на страницах истории великие слова Декларации Независимости, мы были здесь. Ибо более двух столетий наши праотцы трудились в этой стране, не получая никакой платы; они сделали царем хлопок; они построили дома своим хозяевам, страдая от страшной несправедливости и постыдных унижений, — и все-таки с неисчерпаемым жизнелюбием продолжали цвести и развиваться. Если невыразимые жестокости рабства не смогли остановить нас, то уж противодействие, которое мы встречаем сейчас, наверняка потерпит поражение. Мы завоюем себе свободу, потому что священное наследие нашего народа и извечная воля Божия воплощены в наших требованиях.
Прежде чем я закончу, я полагаю, что должен упомянуть еще один пункт в вашем заявлении, который огорчил меня до глубины души. Вы с теплой похвалой отозвались о полиции Бирмингема за то, что она поддерживала «порядок» и «препятствовала насилию». Я сомневаюсь, чтобы вы с такой теплотой похвалили полицию, если бы видели, как полицейские собаки в буквальном смысле кусали шестерых безоружных, не употреблявших насилия негров. Я не могу поверить, чтобы вы так быстро одобрили полицейских, если бы видели их отвратительное и бесчеловечное обращение с неграми здесь, в городской тюрьме; если бы вы наблюдали, как они толкают и осыпают бранью старых негритянских женщин и молоденьких негритянских девушек; если бы вы видели, как они хлещут по щекам и пинают старых негров-мужчин и молодых ребят; если бы вы посмотрели, как они дважды отказались дать нам пищу, потому что мы хотели вместе пропеть нашу молитву. Я сожалею, что не могу присоединиться к вашим похвалам в адрес департамента полиции.
Правда, они были довольно дисциплинированны, когда сдерживали демонстрантов. В этом смысле на публике они применяли «ненасилие». Но с какой целью? Чтобы сохранить порочную систему сегрегации. В течение последних пяти лет я постоянно проповедовал: ненасилие требует, чтобы средства, которые мы используем, были так же чисты, как наши цели. Таким образом я пытался разъяснить, что неправильно использовать безнравственные средства, чтобы достичь нравственных целей. Но теперь я должен сказать, что столь же, или даже еще больше неправильно использовать нравственные средства для достижения безнравственных целей. Может быть, м-р Коннор и его полицейские на публике не применяли насилия, как и шеф Притчетт в Олбани, штат Джорджия, но они использовали нравственные средства ненасилия, чтобы послужить безнравственным целям вопиющей расовой несправедливости. Т. С. Элиот сказал, что нет большей измены, чем делать добрые дела из дурных побуждений.
Читать дальше