Unknown - GUSchE_VODY

таки рассказал ей, верно? Не то, чтобы мы потом это обсуждали. После этого мы от него

сбежали. Мама никогда не хранила никаких фотографий, так что в то время, как я помню его

хриплый голос, я не могу представить его лицо. Я пытался нарисовать его по памяти, но на

бумаге никогда ничего не складывалось вместе. У меня оставались незаконченные наброски: дверь машины, кирпичная стена, тень странного мужчины, стоящего в отдалении. Все -

карандашные наброски и полу - профили. Иногда шальная нить воспоминаний

проскальзывает сквозь мои мысли, но этого почти всегда недостаточно для зарисовок и

опознания. Темные волосы, может быть, как у меня. Запах какого - то терпкого одеколона.

Я не помню, чтобы я его боялся. Хотя мама и боялась, особенно после того, как мы сбежали

от него. Она обучала меня на дому годами, будучи тем типом матери, которая

распаковывала аптечку еще раньше, чем замечала кровь. Другие матери зарывались в книгу

на детской площадке, пока их дети падали с качелей и разбивали носы, но моя мама стояла

наготове во все оружии.

Она сводила меня с ума.

Она об этом знала. Я позаботился о том, чтобы она это знала. Знаете, как это бывает с

кошкой, когда вы прижимаете ее слишком сильно, и она царапается, как сумасшедшая, чтобы вырваться? Представьте, что вам десять лет и вы хотите поиграть в баскетбол, а ваша

мама стоит рядом, смотря на других детей, будто они потенциальные хулиганы.

Я сбегал от нее. Дважды.

В первый раз ей понадобилось сорок пять минут, чтобы найти меня. Я знаю это наверняка, потому что она продолжала это выкрикивать.

«Сорок пять минут, Томми! Сорок пять минут! Как ты мог так со мной поступить?»

Она так же хорошенько меня отшлепала. Она, должно быть, плакала, но я был слишком зол, чтобы обратить внимание. Она сказала, что не может меня потерять, что она уже

пожертвовала всем ради меня, и как я мог так с ней поступить.

Как будто мне было не все равно. Мне терять было нечего.

Во второй раз я позаботился о том, чтобы это заняло гораздо дольше сорока пяти минут.

Одиннадцать лет, сорок украденных долларов в кармане, и я бежал, как сумасшедший.

Потратил половину денег на такси до города. Другую половину потратил на две пиццы и

бутылку лимонада. Я спал, свернувшись, в подъезде. Какой - то полицейский нашел меня

около четырех часов утра.

Я дал им свой номер телефона, и они спросили мою мать, почему она не заявила о моем

исчезновении.

Я не помню, что она ответила. Я только помню, как она склонилась надо мной в том

чертовом полицейском участке, держа мои руки своими дрожащими пальцами, спрашивая

меня, сделали ли они какие - нибудь мои снимки.

Они не делали.

Она отвезла меня домой, и я думал, что она выбъет из меня всю дурь. Но она этого не

сделала.

«Что мне нужно сделать?» - спросила она. - «Мы не можем так продолжать, Томми. Что мне

нужно сделать? Чего ты хочешь?».

«Я не хочу тебя!»

Я кричал на нее. Возможно, я чем - то швырялся. Боже, я был таким дерьмовым сыном.

Но она была хорошей матерью. Она могла видеть сквозь злость. Она схватила мои руки и

заставила успокоиться.

«Нет. Я серьезно. Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи мне».

Тогда я заплакал.

«Я хочу пойти в школу. Я хочу иметь друзей. Я не хочу быть один».

Она кивнула.

«Хорошо».

Два дня спустя мы уехали. Я получил то, что хотел: новый город, новая жизнь, новое начало.

Я понятия не имею, чего хотела она. И понятия не имею, получила ли она это.

А теперь уже слишком поздно спрашивать.

***

После того, как я нашел тело мамы, после моего истеричного звонка в службу спасения, они

сунули меня в полицейскую машину и привезли в участок, чтобы допросить. Они могли бы

привезти меня в пустыню и приставить пистолет к голове, и я бы не почувствовал разницы. В

ту ночь, когда я сидел за маленьким стальным столиком с чашкой остывающего кофе передо

мной, мой разум был поставлен на повтор, проигрывая все те же двадцать секунд снова и

снова.

Я, сидящий в постели. Проверяющий время. Два - восемнадцать утра.

Я, идущий по коридору в туалет.

Я, видящий, что дверь ее спальни, открыта. Она никогда не спала с открытой дверью.

Я, зовущий ее по имени. Включающий свет.

Синяки. Глаза на выкате. Запах мочи.

Я, спотыкающийся о собственные ноги, чтобы добраться до ее постели. Вертя телефонную

трубку, пока мои пальцы, наконец, не набирают нужный номер.

Они заставили меня повторить цепочку событий, задавая вопросы в течении часа, прежде