Сергей Лукьяненко - ea94c9fe1ed34b2886490d583402e025

рядом не оказалось.

— Не надо. Не начинай. Ты ни в чем не виновата. И

она сказала бы тебе то же самое.

— Было ли ей больно? Было ли ей страшно? — Я

прерывисто вздыхаю, и воздух застревает в груди. Эта

картина постоянно передо мной: Эбби летит вниз, как на том

видео, как бесчисленное множество раз до этого — она

страстно увлекалась и банджи-джампингом, и клиф-

дайвингом, — только в тот раз не было восторженного вопля.

Она ушла под воду и не всплыла.

Нет, Эбби не должна была умереть.

Она должна была жить.

— Эй! Прекрати. Посмотри на меня.

Смотрю на него и снова не могу сдержать слез.

— Остановись. — По с такой силой сжимает

подлокотники, что белеют костяшки пальцев. — И ты ничего

не знаешь наверняка. Так нельзя. С ума себя сведешь.

Я перевожу дух и качаю головой. Он поднимается,

делает шаг ко мне и мычит в отчаянии от собственного

бессилия.

128

— Эта болезнь — чертова тюрьма! Я так хочу тебя

обнять!

Шмыгаю носом и киваю в знак согласия.

— Притворись, что я это сделал, ладно? — говорит По

и смаргивает слезы. — И знай, что я люблю тебя. Больше, чем

еду! Больше, чем сборную Колумбии по футболу!

Выдавливаю из себя улыбку и снова киваю:

— Я тоже люблю тебя, По.

Он посылает мне воздушный поцелуй.

Я шлепаюсь на зеленый и пока еще никем не занятый

диванчик напротив и тут же ахаю от боли. В глазах двоится.

Выпрямляюсь, хватаюсь за бок — будто кипятком ошпарило.

У дальней стены белое лицо По.

— Стелла! Что с тобой? Все хорошо?

— Трубка, — выдыхаю я. Боль стихает. Я качаю

головой и стараюсь отдышаться. — Все в порядке. Все в

порядке.

Набираю побольше воздуха, поднимаю рубашку и вижу,

что воспаление заметно усилилось, кожа покраснела,

появились отечность и влажные выделения. Вот так новость.

Я здесь восемь дней и даже не заметила, как все серьезно?

По озабоченно качает головой:

— Давай-ка вернемся в палату. Прямо сейчас.

Через пятнадцать минут доктор Хамид, склонившись

надо мной, осторожно трогает воспаленную кожу вокруг

клапана, а я гримасничаю от боли, отдающей в живот и грудь.

Она убирает руку, качает головой, стягивает перчатки и

бросает их в мусорную корзину у двери.

129

— Этим нужно заняться. Дело зашло слишком далеко.

Придется иссечь инфицированные ткани, а трубку заменить.

У меня уже кружится голова, внутри холодеет. Именно

этих слов я и боялась больше всего с появления самых первых

признаков инфекции.

Аккуратно опускаю рубашку, стараясь делать так, чтобы

ткань не коснулась воспаленного места.

— Но...

Доктор Хамид не дает закончить:

— Никаких «но». Так нужно, У нас здесь риск сепсиса.

Если затянуть, инфекция может проникнуть в кровоток.

Мы обе молчим, хорошо понимая, насколько велика

опасность. Заражение крови означает, что я почти наверняка

умру. С другой стороны, если я попаду на операционный

стол, то из-за слабых легких могу и не выкарабкаться.

Доктор Хамид садится на край кровати и с улыбкой

похлопывает меня по плечу:

— Все будет хорошо.

— Вы сами этого не знаете. — Я нервно сглатываю.

Она задумчиво кивает:

— Ты права. Не знаю, — вздыхает, ловит мой

беспокойный взгляд. — Риск есть. Я вовсе не хочу сказать,

что его нет. Но сепсис — монстр куда более вероятный и

опасный.

Страх расползается по шее и охватывает всю меня

целиком. Но врач права.

Доктор Хамид берет сидящую возле меня панду, смотрит

на нее и невесело улыбается:

130

— Ты боец, Стелла. Всегда была бойцом. — Она

подает мне медвежонка, смотрит в глаза: — Ну что, завтра

утром?

Я протягиваю руки, принимаю игрушку и киваю:

— Завтра утром.

— Я позвоню твоим родителям и дам им знать, —

продолжает она, и я снова замираю от нахлынувшей волны

страха.

— Вы можете дать мне несколько минут' Им будет легче

принять, новости от меня.

Доктор Хамид кивает и. мимолетно дотронувшись до

моею плеча, идет к выходу Я ложусь, прижимаю к себе

Лоскутка и с нарастающим беспокойством думаю о звонках,

которые мне предстоит сделать. В голове эхом жужжит

мамин голос, те слова, которые она произнесла в кафетерии.

Не представляю, что бы я делала без тебя

Не представляю, что бы я делала без тебя.

Не представляю, что бы я делала без тебя.

За дверью слышится какой-то невнятный шум. и я,

повернувшись, вижу подсунутый под дверь конверт.