…Отойти далее в толпу. Опыт вливания в дождь.
Центробежный круговорот Града Божьего. Все сжато, готово к взрыву, но взрыва не будет. Дойти до самого края, увидеть остов. Он жарко сияет, этот цветущий шест, на который нанизана даже амеба. Она - из всех.
Нечто, или просто бог, но не Бог бога… Огненный ясень рвется в бой, к самой кроне. Стонет Один, пригвоздивший себя копьем. Улицы - ветви. Корни питают меня. Сердце судорожно поит нутро, проталкивая глотки дыхания в узкие горла вен. Иду по улице, воздух настолько разреженный, что невольно замедляю шаг. Тот, кто хоть раз достигал отчаяния, поймет меня. Кто знает, что на самом деле у отчаяния нет края, как нет предела у нужды и несчастий. Я понял его природу, но не как микробиолог, а как часть его.
Всякий, кто сумел выдержать первые его спазмы, награжден дивидендом ясности, ясности без упований, и здесь отсутствует ритм, иллюзия, прилив - отлив. Это воздух, который вскоре перестаешь замечать за фальшивостью сравнительного материала. Именно здесь, в этой точке рождаются религии. Это самый легкий выход, и я знаю, что на него способен каждый, кто не в силах выдержать безнадежной ясности. Воистину, я не вижу причин поклоняться пророкам. Тысячи людей изведали место, в котором те родили своих идолов, где рожали Моисей, Иисус, и еще многие, многие.
Тысячи могли сдаться подобно им, или выродиться в зверей, но я бы не променял минуту, проведенную в этом обнаженном крике, на годы прыжков по водам пустоты и всю вечность в их небесном коммунизме. Это игра, и это очень серьезно. Это игра сама по себе, казино для тех, кто поставил последние деньги, а с ними - представление о деньгах, ключи от дома, идею дома.
Ты не понимала христиан, потому что читала Евангелие без пиара и подсказок. Ты видела его гениальной и очень тонкой пьесой, поставленную пьяной командой
НХЛ. Я объясню тебе…
Да, его слова достались расе костоломов; какого ты ждала зефира? А он был человек, но исполин. Он отряхивал с себя и плоть, и душу, а в пустыне его соблазнял ум - его собственный ум, и твердил, что выгода, что удовольствие, что власть. Вряд ли Иисус не понимал, что его ждет и обратная сторона. Это не расплата: просто так устроен мир, а он хотел вернуться, прочь из мира. Вряд ли он не понимал, что
Дьявол - это и есть эго, а слуга его - ум. Убрать эго - не станет ни добра, ни зла, ни человека.
Останется лишь неописуемая чистота, что длится и длится, и этого ни сказать, ни помыслить.
Но что же было дальше? Победив свой эгоизм, он не стал свободен. Осталось нечто, что он называл Богом, и что было противником ума. Победа была временной.
Ненастоящей, как все земные победы. И потому на кресте он кричал, и звал того, кто дал ему победу, и ждал увидеть некий образ, но накатила волна цунами - и смерть стала абсолютной. Легионер ударил копьем - и бог умер. Тот идол, для которого есть черное и белое, друзья и враги. Последняя опора разлеталась в щепы, и наступила бесконечная свобода. Вернулся воистину Бог.
Я не посещал балетные залы теологии и никогда не отбивал поклоны - я носил эту огромную любовь в сердце своем неразъятой. Я был на месте Иисуса. Всю жизнь был на его месте. Всю жизнь хотел испытать, даже в своем ослепительном детстве, что это значит - пройти через крест, и куда ведет крестовая дорога. А дорога шла через сомнения и ужас, и тьму, и свет, и зной, и холод, и тот туман, что напустила мечта, упав на земную поверхность. В этой мгле я не видел собственные руки, но не сбился с пути ни на шаг.
Впрочем, я бессилен это объяснить. И в этом нет необходимости.
_______
Помнишь, ты водила с собой дурно обмэйкапленное существо, которое звалось Рамоной. Конечно же, ты знала, что это вовсе не Рамона и также не Рамон, а пошлый андрогин, любовь к которым ты в себе скоропостижно воспитала, слыша мои рассуждения о счастливых расах далекого прошлого.
Должно быть, ты спала с этим существом, ибо оно вполне удовлетворяло твоему сексуальному верлибру, и когда я смотрел на вас, я думал, что вначале не было ничего, затем появился туман и из него вышла Рамона, и вывернула матку наизнанку, и в результате появилась вся наша проклятая раса. В те минуты я понимал, что околоплодные воды Вселенной давно отошли и все ближе механизированный огонь крематория, должный загнать нас обратно в утробу и сжечь не потребные нам оболочки. Возможно, думалось мне, некогда человек был двуполым, и любил себя как Бога и Бога как себя. У
Него не было конкуренции, пока он сам ее не создал.
Читать дальше