Unknown - 750c76f11b82488fab6d954fe331a3ae

Но, кажется, я могу вас понять. Ба, какая прелесть.

Я могу, и мне дозволено! Узри, душа: все-таки есть какой-то бог.

- И трепаться здесь вам тоже дозволено, коллега? - с иезуитской улыбкой поинтересовался Батон.

- Мне дозволено все, на что я способен. А способен я на многое. Вы же, напротив, не знаете своих возможностей. Значит, вам не дозволено ничего. Что касается меня, коллеги, то перед вами - кандидат в доктора философии Ленинградского… А впрочем, это уже история. Я продолжил обучение в Тулунском университете, на факультете строгого режима.

Где защитил диссертацию на тему “Как много дней встречается похожих”. А вот и пример. Видел я одного мужика, похожего на вас обоих. Это было… О, это было давно. Извините, образование не выпускает меня из щупалец беллетристики… Итак, представьте: высокий блондин лет 30-ти. Правильные черты лица, бесхитростный взгляд. Именно таким, господа страждущие, предстал передо мною Владимир - мой случайный попутчик, вошедший в полупустой вагон на станции Нижняя Верхонка. Поезд N 123 сообщением

“Закутск - Кармостроитель” передвигался сквозь летний дождь к конечной цели своего маршрута, а мы сидели в купе и за чашкой водки беседовали о делах житейских.

Всю свою сознательную жизнь Владимир вкалывал на кого-то: на любимое наше правительство, на свою жену, на хозяина конторы. Умишком и здоровьишком Бог вроде не обидел, да что-то не сложилось в характере.

И был он мастер в душе своей копаться. Да не просто так копаться, а крючками правильных слов и кислотой самоиронии.

Но чтобы мой рассказ получился полным, следует отметить, что сначала Вова не работал. То есть работал, но это как сказать. Вот я в поры до перестройки вашей блядской трудился литературным критиком. Вот это - да. Работа. Вкалываешь в поте лица и чресел своих. Трудно ведь произведения всякие на говно изводить, трудно это, как ни крути. И как они все задолбали, суки… Все пишут чего-то, пишут… Особенно прозаики эти сраные. А деньги, между прочим, никто не платит, чтобы хвалить их. Вот и портится цвет лица вместе с настроением. Поганая работа. Вы-то, небось, тоже? Кровь-любовь, а?

Атлантида-Немезида? Нет? Верю… Короче говоря, до 23 лет слонялся Вова туда-сюда. По тусовкам всяким, водку пил где попало, девочек грязных пользовал.

Потом случился с Вовой инцидент. Влюбился в одну прекрасную гопницу. И так серьезно полюбил он ее, что запели в душе у него сирены. А тут, откуда не возьмись, возник ее пользователь - парнишка гоповатый, друг ейного детства. И случился промеж ними конфликт. Застал их как-то Вова в позе doggy style.

Ну, парень он был интеллигентный и скандалить не стал. Просто решил помереть. Только гопник тот не растерялся. И растопырив корявки свои, по всей грамоте подошел к поету нашему и уставшим таким голосом молвил: типа, не убью тебя, лошарик плюшевый, конь педальный, но покалечу, если ты от Манечки моей не отвалишь. Вообще-то хотел он бомбануть поета нашего на дозу, потому что кайф бабулей стоит, но Вова, недолго думая, вызвал соперника на дуель.

Биться они порешили на больших черных пистолетах, кои парнишка достать обещал. Только вот незадача: когда

Вова, в церкви помолясь и стихотворенье прощальное намаляв, пришел на место поединка, то встретил он отнюдь не Дантеса своего, но четырех жлобчиков, кои отхерачили Вову по полной программе. Домой Вова добрался только через сутки. Ну, что тут говорить?

Женское сердце - не камень. Навестила его любезная в больничке и там же полюбила его орально. Что означало, стало быть, помолвку.

Меж тем Вова пришел к грустному умозаключению. Стиха судьбоносного не написал, на дуели геройской не сгинул, и новый Лермонтов Михаил Юрьевич страданье его невоспетым оставил. Да и жену кормить надо, опять же. Вот и отправился Вова на стройку. Работать, так как был он правильный пацан.

В общем, так он и жил. Радовался, что не спился, как его друзья-товарищи. И какая беда, что нет ни денег, ни крыши над головой? Снимал он какую-то комнатенку. Отдавал за аренду аккурат половину зарплаты. Жена, ясен перец, покинула бедолагу.

Нежданно-негаданно здоровьишко Вовкино пошло под откос. Зима случилась особенно лютая. Прохватило его на стройке ветерком морозным, и - bang! - двустороннее воспаление легких. Самое поганое, что

Вовчик сам не знал, чем именно он болен. Терпел до последнего, думал - простуда. Ой, горе-горюшко!.. И вот пришлось скорую вызывать и знакомиться со славной закутской реанимацией.

Вернулся он с голодных больничных пайков оклемавшийся, но слабый и исколотый антибиотиками.