Unknown - converted_file_82a98b44

Он попытался сесть, но боль тут же прошила всё его тело. Он заскрежетал зубами и откинулся обратно. Какое-то время он лежал, глубоко дыша, а потом предпринял очередную попытку. Было всё ещё очень больно, но ему удалось сесть.

Он оглянулся и увидел, что сидит на краю большой обугленной воронки, заполненной клочьями тел и кусками рухнувшей боевой платформы. Его лёгкая пехотная броня оказалась вся покрыта копотью, обожжена, изломана и во многих местах покрыта кровью. Его кровью. Страшный удар и взрыв сильно его покалечили, но всё же он жив...

Он попытался подняться и у него это получилось. Но не сразу. Его долго качало из стороны в сторону, а правая перебитая нога отказывалась нормально сгибаться. Он попытался разработать её, сгибая и разгибая, но добился только очень болезненных ощущений. Попробовал идти и тут же упал. Пришлось ползти.

Наступление врага прокатилось дальше и теперь он находился в тылу противника. А это означало, что на месте отгремевшего сражения в любой момент могут появиться поисковые команды, зачищающие территорию от уцелевших одиночек. Таких, как он. А значит нужно спрятаться. Хоть где-нибудь.

Неподалёку, он знал, есть болота, окружённые густыми лесами, где можно укрыться на первое время. А потом... А потом надо попробовать добраться до своих. Только вот где они сейчас? Их отряд не справился с задачей – не прикрыл основные силы, а это в свою очередь означает, что противник скорым маршем двинулся туда. И что там сейчас происходит или уже произошло – то только богам и известно. Но нужно попытаться. А для этого нужно выжить.

Ползти тоже было очень больно, но всё же терпимей, чем наступать на перебитую ногу. Он поочерёдно выбрасывал вперёд руки, потом подтягивался, помогая уцелевшей второй ногой, а перебитую даже и не думал использовать. Она и так ужасно болела. И в общем он двигался достаточно быстро. Но руки скоро стали уставать. Как и спина. Он грузно повалился на землю и замер, набираясь сил. Его тяжёлое дыхание взметало в воздух пыль и пепел, а глаза неподвижно смотрели на то, что некогда было полной жизни равниной.

А потом он опять полз. И опять отдыхал. И опять полз. Он настолько привык к мысли о том, что если не успеет укрыться в лесу, то его найдут и застрелят, как Равнинного Падальщика, что практически об этом не думал.

Тревога оставалась только на самом краю сознания, которое сейчас было занято всякой ерундой. Вроде того, что они – Атары – действительно высшие существа. Если бы у них колени были спереди, как у примитивных существ, обитающих на деревьях, то ползти было бы чертовски неудобно. Пришлось бы выворачивать ноги. По-крайней мере, одну – здоровую. Но, так как у них колени сзади, и ноги сгибаются как у болотной птицы Шанто – символа Атаров – ползти очень удобно. Как удобней и бегать и совершать длинные прыжки, на которые они, будь у них колени спереди, были бы просто неспособны. Природа мудра. Очень.

Поисковые команды противника появились на равнине как раз тогда, когда он только-только дополз до первых разросшихся кустов и обессилено перевернулся на спину. Но когда он услышал гул лёгких боевых платформ в воздухе и угрожающий рокот двигателей наземных самоходных орудий, он снова перевернулся на живот и пополз. Первое, что они сделают, прочесав поле, – прочешут лес. Вряд ли глубоко – орудия не проедут, но на краю леса оставаться нельзя.

Всё случилось, как он и предполагал. После того, как противник прочесал поле, он двинулся в лес. Но глубоко забираться не стал. Даже пехотинцы старались держаться в виду своих орудийных башен. Поэтому он облегчённо вздохнул, почувствовав себя в относительной безопасности. Он уже забрался достаточно далеко – в самые топи.

Не предполагал он только того, что летающие боевые платформы начнут заливать недоступные для самоходных орудий пространства горючей смесью. Когда первая огненная полоса прошла по лесу, выжигая его дотла, он заплакал от бессилия и отчаяния. Две влажные полосы прочертили светлые дорожки на его перепачканном сажей, копотью и кровью лице. И у него даже не было в руках оружия, чтобы застрелиться, а не сгореть заживо...

Сколько продолжалось его знакомство с не самыми лучшими возможностями его нервных окончаний, Охотник не знал. Боль, достигая определённых значений, напрочь отменяет понятие объективного времени, как такового. Каждое её мгновение совершенно похоже на другое, поэтому их череда складывается в некую постоянную, но при этом и отсутствующую величину. Но всё в этом мире заканчивается, даже боль. Разными способами, но это не суть важно. Наступил таки благословенный момент, когда Охотник стал потихоньку выбираться из её жутких объятий.